– А что ты рисовала?

Я попыталась осторожно приподняться на локтях, чтобы заглянуть в альбом, но Филис вдруг резко прижала его к себе, чтобы я не смогла ничего увидеть.

– Это… сюрприз, – она закусила губу, что выдавало её волнение. – Подарок.

– Кому? – удивилась я.

– Тебе, конечно, – подруга странно покосилась на меня. – Знаешь, маньяк-художник… любит рисовать чужой кистью.

Я в недоумении моргнула, совершенно не понимая, к чему это было сказано, и глупо улыбнулась, не зная, как реагировать на такое заявление, на подобие которого я слышала уже далеко не в первый раз за эти два года и в особенности за последнюю неделю. Я хотела что-то ей сказать, но на меня вдруг упало что-то тяжёлое: это оказался серый кот с бежевыми неровными полосами шерсти на морде и худом теле. Половину уха не хватало, как и у меня, и я тут же почувствовала с ним некую родственную связь: руки сами потянулись погладить его по голове, сжать в пальцах тонкую лапку, послушать довольное урчание. Такой тихий, такой мягкий, но больше не одинокий после бродяжничества.

Филис с грустным лицом наблюдала за моими движениями.

– «Мам, смотри, котик!» «Она бродячая. Но мы можем купить тебе нормальную, если хочешь». «Но она тоже хочет иметь дом!» А бедный кот с надеждой смотрел на маленькую девочку: «Да, я хочу пойти с вами домой… Я буду хорошим, обещаю!» Но так холодно, а в лицах людей ещё больше этого холода… «Человек, я могу заставить тебя улыбаться,  я могу стать твоим лучшим другом!» Но плевать они хотели на него, проходили мимо и даже не смотрели на сгорбившегося от печали кота. «Пожалуйста, не уходите… Я не выбирал родиться уличным…» А они всё шли и шли… И всё мимо, равнодушно, безжизненно. Люди всегда одинаково шли: и мимо животных, и мимо бездомных, и мимо больных, и мимо дерущихся. Это не моё дело, ему помогут, мне надо спешить – всё что угодно, но никогда не помочь. Редко когда увидишь, чтобы кто-то специально подошёл, стал помогать, заботиться…

– Но ты одна из таких людей, – я вдруг прониклась её словами и, немного нагнувшись, взяла её за руки. Длинные пальцы, измазанные в грифеле, почти умещались на моих широких ладонях. – Ты добрая, искренняя, свободная, преданная и внимательная ко многим вещам, которые я раньше и не замечала. Благодаря тебе я стала видеть мир по-другому, благодаря тебе у меня есть теперь единственная и лучшая подруга, благодаря тебе мне становится так весело, как не бывает даже с Джозефом. Я могу перечислять очень многое, потому что ты мне дорога, Филис. Знаешь, когда ты недавно полноценно пришла в мою жизнь, всё вдруг резко обрело цвет. Я заметила красоту зимней погоды и хвойного леса, вдохнула аромат горячего шоколада и выпечки, начала любоваться звёздным небом, что так редко посещало наш город. Я полюбила холод, потому что во время него я ощущала всю бесконечность твоего тепла. Ты невероятная. Иногда, посмотрев в твои глаза, я ощущала, как становилось легко-легко, как будто провалилась в фиолетовые от заката облака. Ты – та часть моей судьбы, которую я ждала слишком долго. Но наконец-то дождалась и была награждена – тобой. Спасибо тебе за всё, Филис ди Уайт.

Пока я говорила, кот забрался на колени своей хозяйки, но та была слишком погружена в мои слова, чтобы погладить питомца по голове. Раскрыв от приятного изумления и от наивности глаза, она, не моргая, глядела прямо в мои глаза, а я впервые так долго не отводила взгляд. Тёмно-зелёный лес на фоне вечернего неба – так мы выглядели сейчас, точно обнаружили некую связь, единую мелодию жизни, что сплела наши судьбы в тёплый воздух, летний костёр перед ночью, игры на гитаре и волшебные сказки на ночь…

Я чувствовала так много в этот момент. Так много…

И это неправильно. Неправильно, потому что совсем недавно я наговорила такие слова Джозефу, за которые всю жизнь себя буду ненавидеть. Такие слова, которые не скажешь любимому человеку, в каком бы состоянии ты бы сам ни был. Такие слова, за которые надо расстрелять всю свою жестокость и грубость, чтобы на окровавленную землю босыми ногами встали любовь и забота. А я отпустила Джозефа одного, когда он так нуждался во мне…

Что же я за человек такой, когда утром могла быть равнодушна с одним, но так откровенна с другим? Что со мной не так?

Ты просто предательница, вот и весь секрет. Изменщица.

Звук вставляющегося ключа в скважину отвлёк меня от мыслей и не дал Филис что-либо ответить на мои слова. Она вдруг освободила свои руки от моих и быстро встала с дивана. От меня не скрылось, что она ещё сильнее занервничала, будто с самого начала предполагала что-то плохое; её прикованный к двери взгляд заставил и меня затревожиться. Я свесила с дивана ноги, у которых тут же завертелся кот, и с настороженностью наблюдала за входящим толстым мужчиной пятидесяти лет, у которого светлые волосы уже изрядно поседели. Тяжело дыша, он положил свою сумку на стоящую рядом с выходом тумбочку, что-то проворчал себе под нос и, нервно сняв с себя пальто, кинул недовольный взгляд на Филис, а затем тут же перевёл на меня.

– Опять ты за своё! Сегодня день такой, что ли, что все берутся за старое?!

– Она просто моя подруга, папа, – я впервые слышала столько неуверенности и даже страха в голосе Филис. – Она провалилась под лёд, но я её спасла и решила отогреть у нас.

– Ага, знаю я тебя! – пропустив все её слова мимо ушей, мужчина с недобрым лицом направился к нам. – Только недавно отучил от всего этого, неужели всё надо делать заново?

– Нет, не надо… – тут же побледнела девушка, делая шаг назад и прижимая к груди руки.

– Хотел прийти домой, расслабиться, поесть, а тут… – он вдруг с силой схватил меня за руку и потащил к выходу. – Хватит таскать развратных девушек ко мне в дом! Ты не одна тут живёшь! Сколько можно это говорить?! Ничего ты не усвоила, ничего не поняла! Всё заново надо будет делать, всё заново…

– Я могу и сама идти! – отойдя от шока, я мгновенно разозлилась и вырвала руку из хватки.

– Раз можешь, так уходи поскорее, порочная ты женщина! – мужчина схватил мою одежду с батареи и бросил её в меня. – И что бы близко не подходила к этому дому! А ты! – он вдруг гневно посмотрел на испуганную Филис. – Готовься, сейчас будем изгонять из тебя всю пошлость и дьявольские махинации.

– Что вы собираетесь с ней сделать? – требовательно спросила я, видя, что моя подруга не в состоянии противостоять ярости отца.

– Не твоё дело! – огрызнулся тот. – Я сказал тебе уходить!

Он вдруг замахнулся кулаком, собираясь меня ударить, но я тут же свободной рукой перехватила и ударила его же кулаком в пузо. Мужчина побагровел от боли и злости, пошатнулся и, опёршись рукой об стенку, пытался прийти в себя. Меня переполняла ненависть к нему – жалкий кусок мяса, который что и мог, так это пользоваться гадкими словами и всех унижать. Бесполезный, жестокий и бездушный – ещё один священник этого дьяволом проклятого Колдстрейна. Они так хотели попасть в рай, что за свою веру были готовы на всё: одни взрывали за веру, другие лицемерили, третьи страдали и мучились, что бы Бог их принял в рай. А ведь это всего лишь естественный отбор, и чем больше людей, тем больше отбор. Из века в век, из тысячелетия в тысячелетие поток крови увеличивался и будет увеличиваться, ибо всегда найдутся те, кто направит естественный отбор себе в пользу.