— И что же сделал Поларис?

— Стало понятно, что в Сан-Мигеле Лили лучше не станет. Она нуждалась в интенсивном лечении, а там такое невозможно. В то время это был заурядный городишко на севере Мексики. Поларис отправил Лили в Штаты к отцу. Вы должны понять, насколько тяжело ему далось это решение. Он был для нее больше, чем просто отчим. Когда Поларис и Труди-Энн стали жить вместе, он занял пустую нишу в жизни Лили. Рэймонд не уделял ей никакого внимания вообще. Поларис заменил ей отца. Отправить ее к отцу было для него очень болезненно. Он взял с Рэймонда обещание, что тот будет лечить девочку. Думаю, что Поларис даже дал на это денег. Не то, чтобы у него тогда было много денег. Но все свои сбережения он отправил Рэймонду заплатить за лечение Лили. Это было абсолютно правильное решение. В итоге она вышла из своего бессознательного состояния. Все остальное — история. Оскароносная история.

— Если Поларис был так привязан к ней, почему не стал с ней общаться, когда вернулся в США?

— Он пытался. Он всегда был осведомлен о ее состоянии, через Рэймонда. Вернувшись домой, он навестил ее. Привез Юпитера повидаться с ней — дети очень дружили. Но потом стало очевидным, что его присутствие только напоминает ей о трагедии. Рэймонд и Беверли к тому времени поженились и ради Лили попросили Полариса не приходить. Он, собственно, так и поступил. Изредка они с Юпитером навещали ее, но не часто. Потерять свое место в жизни ребенка было для Полариса ужасной катастрофой. Но он сделал это ради девочки, чтобы уберечь ее сознание от повторения трагедии.

Я попыталась представить этого напыщенного чудака, восседающего на плетеном кресле в своих одеждах и перстнях на пальцах ног, играющего человеческими судьбами, в роли нежно любящего отца. Трудно, но возможно. Даже самые экстравагантные, эгоцентричные, жестокие люди могут любить своих детей, особенно если дети любят их. Когда они маленькие, ранимые, и само их существование зависит от вас, так легко посвящать себя им. Когда они вырастают и начинают жить своей жизнью, вот тогда любовь к ним становится непростой задачей.

— Несомненно, к тому времени у Полариса было много дел, — сказал Канопус. — На его попечении уже появилась целая паства, а не одна маленькая девочка.

— Как это произошло? — спросила я. — Как появилась ЦКЕ?

Канопус улыбнулся.

— То есть как коммуна из Сан-Мигеля превратилась вот в это? — он обвел рукой комнату, подразумевая всю территорию Церкви и ее владения.

— Именно так.

— Это случилось вскоре после смерти Труди-Энн и отправки Лили в Штаты. Поларис очень проникся мексиканским похоронным обрядом и празднованием Дня всех Святых. Мексиканцы относятся к смерти как к части жизни. Это просто некий переход, перемещение, которое всем нам предстоит. Он начал изучать цивилизации майя и ацтеков, его вдохновили учения их шаманов о царстве Духа. Рождение — это выход из царства Духа. А смерть — это возвращение назад. Когда Поларис погрузился в эти учения, он прозрел.

Сразу видно, что Канопус рассказывал историю создания Церкви много раз — это было похоже на ритуал. Он даже говорить старался также звучно, как и его босс, хотя и без бруклинского акцента, глядя в потолок и положив ладони на стол.

— Однажды ночью Поларис взобрался на вершину горы неподалеку от Сан-Мигеля. Лег на спину и стал смотреть в ночное небо. Вдруг со звезд прямо ему в глаза ударил серебряный луч света. Это был взгляд наших Отцов из царства Духа в космической Вселенной.

Я смотрела на него, удивляясь, что человек, который показался умным и несколько циничным, верит в эту чушь. Его лицo было совершенно серьезным, но мне как-то не верилось. Или в голосе звучала ирония?

— Отцы смотрели на нашу землю, — продолжал Канопус, — и увидели на склоне горы истинного проводника. После тысячелетних поисков они нашли человека, который может принести правду людям. Луч света направил небесные знания прямо в мозг Полариса. В одно мгновение ему была дана вековая мудрость. Так родилась Церковь Космологического Единения.

Или Канопус действительно верит в эту духовную чепуху, которая сделала их очень богатыми, или он очень искусный жулик. Я решила, что пора спускаться с небес на землю.

— Вы не знаете, Хло была в курсе, от чего умерла Труди-Энн? О том, какую роль сыграла в этом Лили? Поларис не рассказывал ей?

— Нет, — уверенно ответил Канопус. — Он никогда ей этого не говорил. Мы все поклялись кровью сохранить это происшествие в тайне. Поларис разрезал ладонь и приложил свою руку к ране каждого, кто был тогда в доме. Он никогда не нарушил бы обет, даже связав себя узами брака.

Я удивленно взглянула на священника:

— Я что-то не очень понимаю. Если вы поклялись, то почему рассказали мне все это?

Он пожал плечами и откинулся на кресле:

— Вы уже знали историю в общих чертах. Важно, чтобы вы понимали правду.

Я кивнула. У меня оставался только один вопрос:

— Преподобный Канопус, это правда, что у Полариса бывали случаи проявления жестокости? Мне говорили, что он был груб с Юпитером и по крайней мере один раз ударил свою жену.

Канопус покачал головой:

— Это самое нелепое заявление, которое я когда-либо слышал. Отказ от применения насильственных методов — один из главных принципов ЦКЕ. Если у вас больше вопросов нет, то…

Он позвонил в колокольчик, и вошла его верная помощница, чтобы препроводить меня назад к машине.

На следующее утро мне любезно позвонил Вассерман. Судья дал согласие на то, чтобы Юпитера поместили в клинику. Он будет выпущен из тюрьмы и пройдет обследование в реабилитационном центре.

— Именно ваша настойчивость вдохновила меня добиться его освобождения, — признался Вассерман. — Сообщите ему хорошие новости.

Я помчалась к зданию тюрьмы, как только отвезла детей в школу. Надзиратели не разрешили взять в комнату для посетителей пол-лимона, несмотря на все мои мольбы и угрозы, что меня стошнит прямо на стол. Я уже собралась сдаться и запереть несчастный лимон в шкафчике для вещей, где уже лежали сотовый, сумочка и пакет с конфетками от приступов тошноты. В этот момент к стойке пропусков приблизилась женщина-охранник.

— В чем дело? — поинтересовалась она.

Женщина показалась мне знакомой; потом я вспомнила, что она работала надзирателем в то время, когда я была федеральным защитником. Хотя большую часть времени я проводила в федеральной тюрьме, в те дни я посещала окружную тюрьму достаточно часто, чтобы познакомиться с большинством охранников. Я знала, кто из них заставит меня стоять и ждать на пропускном пункте только потому, что ему не нравятся федеральные защитники. Я знала, кто из них защелкнет наручники на моем клиенте так, чтобы ему было больно. А еще я знала, кто из них пожелает мне удачного дня или разрешит заключенному побыть еще минутку с семьей. Я помнила, что эта женщина была именно такой.