«Смело мы в бой пойдем за власть советов!…»

Это Пронин отошел в сторонку и запел. А товарищи его поддержали молодыми голосами. Революционная песня звучала как молитва перед боем — негромко, приглушенно, чтобы никого не разбудить.

— Ну, а теперь — сарынь на кичку! — громко прошептал Пронин и залихватски вскочил в машину. Все сомнения, рассуждения уже в прошлом. Сейчас — только охота на Самодина.

У Пронина горели глаза, а пальцы сами сжимались в кулаки. Железнов был серьезен, собран, только правая нога в сапоге то и дело дергалась. А богатырь Кирий блаженно улыбался, предвкушая хорошую драку. Уж он-то оставался спокойным, что твой слон. Адам аккуратно остановил автомобиль на заледенелой площадке. С вечера заметно подморозило. Кирий натянул дубленые рукавицы. На подходе к Самодину он, конечно, их снимет: стрелять в толстых, рукавицах невозможно. Но у признанного первого силача Госбезопасности руки мерзли, как у девушки.

Самодин — человек семейный. Два года назад у него родился сын. От фабрики им предоставили просторную отдельную комнату в коммунальной квартире с удобствами. Там-то и проживал механик Аркадий Самодин в ореоле семейного уюта. Но у него в Ногинске имелась еще и теща. Та жила далеко от Глухова, в центре города — на улице III Интернационала. Жила в деревянном доме с огородом и палисадником. Добротный купеческий дом после революции разделили на три квартиры, в которых поселились рабочие семьи. Теща Самодина — старуха Игнатова — жила на первом этаже. Ей и фамилию-то дала советская власть. До революции у нее было только имя да отчество, а фамилий жители далекой забайкальской деревушки не имели. Была она просто Алевтинкой, по отчеству — Игнатовна. В той местности хлебными делами заправлял кулак Антип Чуров. Уж он умел выжимать из бедняков все соки! После революции Алевтина рванула в Каширу, на большую стройку. Вступила в комсомол. Советская власть разогнула ей спину.

Она и не знала, что мироеда Чурова уже в 25-м году зарезал сосед — совсем еще мальчишка, двадцатилетний Кудряшов. Здесь обошлось без классовой борьбы. Просто Чуров по старорежимной привычке считал необходимым поразвлечься с каждой молодкой в округе. Ну, и нарвался на ревнивца из молодых. И дали Кудряшову всего пять лет. Он вернулся из лагерей заматеревшим и теперь работал трактористом в колхозе «Ленинское знамя», в котором выполняли директивы райкома бывшие батраки Чурова…

…Вдова-пенсионерка жила с размахом: две комнаты и подпол. И никто ее не уплотнял, напротив, Алевтине помогали по профсоюзной линии. Правда, наслаждаться жизнью ей было затруднительно: на тяжелой работе она надорвала позвоночник и теперь передвигалась с трудом. Если бы не бесплатная медицина — пропала бы фабричная вдова. А квартира у Алевтины Игнатовой была что надо. Пронин успел навести справки, что Самодин поддерживает добрые отношения с такой перспективной тещей. Пронин принял неожиданное решение: Миша Лифшиц должен был развернуть «эмку» и отправиться в центр Ногинска, к самодинской теще на блины. С Роджерсом Мише везло: три раза именно он нападал на след. Может быть, и с Самодиным повезет?

— Остановишь за квартал. Нет, за два квартала до этого самого дома номер четырнадцать. Я так понимаю, Самодин — человек опасливый, осторожный. Профессионал.

Адам просигналил грузовику. Обе машины остановились в опрятном и тихом дворе рабочего общежития. Общежитие безмолвствовало. Лампочки горели только в коридорах. На общих балконах висело леденеющее белье. Да, его вывешивали даже зимой. Возле подъезда, на перилах висел чей-то ковер, выбитый и промытый на снегу. Его без опаски оставили во дворе.

Пронин кивнул Кирию. Двухметровый чекист, беззаботно покуривая, пошел на разведку.

— Я бы мог пойти. Кирия-то за километр видно, как Шаболовскую башню.

— Угомонись, Виктор. Каждому свое, а приказы не обсуждаются. Хороший вечер перешел в хорошую ночь. Как-никак шестьдесят километров мы проехали без происшествий. Благополучно все началось. Ты теперь удачу не спугни.

— Что-то вы, Иван Николаевич, напускаете важности. Рота автоматчиков, нас семеро — и одного фабричного механика не повяжем?

— Ты не забывай, что он в курсе, что Роджерс и Дитмар уже у нас. Рисковать нельзя. У нас серьезный противник, сам Роджерс ему доверял. Сын фабриканта стал фабричным рабочим. Сам знаешь, озлобленность — это сила. Перед нами убежденный враг.

Глаза привыкли к темноте. Они не включали карманных фонарей, погасили фары. Поэтому приближающийся огонек папиросы Кирия заметили издалека. Кирий бесшумно шел вдоль стены.

— Клиент на месте. То есть могу доложить, что с его женой спит мужчина, — Кирий усмехнулся. — Лица-то я не разглядел, конечно.

— Вариант с нахальным любовником можно исключить. Значит, Самодин дома. На этот раз повезло нам, а не Лифшицу. Я же говорил, что вечер начинается благоприятно.

Чекисты окружили трехэтажный дом Самодина. Двое встали под окнами самодинской коммуналки. Пронин, Железнов и Кирий вошли в подъезд. Кирия Пронин оставил в подъезде, Железнова — на лестничном пролете, а сам позвонил в дверь. Самодиным — два звонка…

— Откройте, товарищи! Санитарная проверка! — крикнул Пронин ворчливым голосом. Из квартиры послышались ругательства, босоногое шлепанье, потом — шуршание домашних тапочек. Человек в помятой гимнастерке открыл дверь

— Кого нелегкая принесла?

Это явно был не Самодин.

— Санитарная проверка. Епидемия у вас. Дело государственной важности. По всем комнатам пройду. Вы вот в какой комнате проживаете? Фио у вас какое?

— Леонидовы мы, Семен Палыч я. Вот тут и проживаю, в комнате. Самая маленькая комната у меня.

— Соседи дома?

— Самодины-то? Дома, дрыхнут с вечера. Я на все звонки отвечаю. Навроде дежурного. А Самодины дрыхнут.

— Товарищ Леонидов, прошу вас выйти на лестничный пролет.

Леонидов выпучил глаза, но подчинился, не сказав ни слова.

Пронин понимал, что Самодины уже не дрыхнут. Он на миллиметр отклонил дверь в их комнату. Не заперто! Достал «Коровина» и ввалился внутрь — в жаркое, натопленное жилище.

— Самодин, встать и руки вверх!

Рабочий Самодин сидел на кровати, спрятав руки за спиной. Его жена с ребенком на руках стояла в углу.

— Санитарная проверка? — с сарказмом спросил Самодин. — Могу и встать, если уж вы такой вооруженный.

— Вы окружены. Не советую сопротивляться. Жену хоть пожалейте, Самодин.

Пронин сразу оценил спокойствие Самодина. Судя по всему, Аркадий был из тех вялых меланхоликов, которые особенно опасны в схватке. Короткостриженый тучный увалень с толстой шеей, он не выглядел растерянным. Равнодушно смотрел на Пронина, на Железнова, который перекрыл дверь. Самодин медленно встал, поднял руки. Пронин разрешил ему надеть свитер — шерстяной спортивный свитер грубой вязки, с серыми оленями на темном фоне. Самодин лениво повернулся плечом вперед — не резко, еле заметно пригнул голову и вдруг с места прыгнул к окну. Пронин ринулся за ним, крикнув то ли Самодину, то ли Железнову: «Стоять!» Окно легко поддалось напору Самодина — и он вылетел на улицу. Тут же ударил кастетом рослого чекиста, который бросился ему наперерез. Пронин выпрыгнул из окна весьма неудачно: левая нога подогнулась, он ушиб колено. «Железнов, стоять!» — крикнул он еще раз, чтобы Виктор не бросился в погоню. Его задача — сторожить и обыскивать комнату. Самодин оторвался метров на пятнадцать. Он перемахнул через палисадник и ринулся в заброшенный сад. Повезло мерзавцу! — он ни разу не поскользнулся, хотя бежал в домашних тапочках. Пронин возле палисадника чуть притормозил, выстрелил в воздух. Два молодых чекиста подбежали к Пронину. Цепочка автоматчиков полукольцом преследовала Самодина на расстоянии. Но ближе всех к беглецу оставался Пронин. Они вбежали в перелесок. Самодин забежал в высокие сугробы. Пронин попытался сориентироваться на местности: можно ли обойти его по какой-нибудь тропке? Эх, придется лезть в сугроб. Впрочем, Самодину в тапочках было совсем солоно. Пронин близехонько видел его округлую спину. Неожиданно Самодин остановился, повернулся. Глянул на Пронина исподлобья, как бык.