— Рубашка была, это точно. На ней пиджак. Или свитер. Или фуфайка. Не скажу точно, потому всё к тому времени в одном цвете слилось.

— А брюки…

Авдеич не дал ему договорить, хохотнул.

— Брюки были, как сейчас помню.

Мерин закрыл глаза. Он почти физически почувствовал, как кровь в жилах останавливается, меняет направление и предательски устремляется к лицу. Сейчас только этого не хватало.

— Простите, вас как зовут?

— Георгием.

— А по отчеству?

— Я водила, Всеволод. Жорой называй.

Вот и здесь подножка: ну как он может этого ветерана первой мировой называть Жорой? Хорошо, что заранее узнал отчество.

— Я почему так подробно интересуюсь? Мне действительно всё важно, всё может пригодиться, понимаете? Вдруг вы случайно запомнили что: костюм, галстук, брюки — это одно. Джинсы, куртка, кеды — другое, в них не всюду пойдёшь, в гости, например, в театр. — Он скосил глаза на шоферюгины ноги и после небольшой паузы продолжил. — Вот вы сейчас, могу спорить, в старых стоптанных мокасинах, рабочая смена — сутки, ноге должно быть удобно и не жарко. Я прав?

— Ну?

— И куртка на вас видавшая виды, но удобная, широкая, движений не стесняет. Потому как — на работе. На мне вон тоже брюки не выходные, плащ не от Кардена — юбилей могу справлять — пятый год ношу. А если б на свидание, например, шёл или там в гости — я бы по-другому оделся. Правда? Потому и спрашиваю, вдруг заметили чего — пусть глупость какую на первый взгляд, мелочь, а она потом всплывёт и самой важной окажется. А кто навёл? Георгий Авдеевич, шофёр экстра-класса с сорокалетним стажем навёл. Будьте любезны премию отслюнявить, материальную, так сказать, благодарность.

Он замолчал.

Расчёт оказался на удивление верным: «жадный, как еврей до мацы» Авдеич на денежное вознаграждение клюнул. Это чувствовалось по тому, как в мучительном желании продолжить разговор задвигались его уши.

— Ты откуда про сорокалетний стаж знаешь? — небрежно поинтересовался он.

— Так я ж в МУРе работаю, Георгий Авдеич, Московский Уголовный Розыск — и всё с большой буквы — у меня профессия такая: наблюдать и запоминать. А так — кому я нужен в мои-то годы? Выгнали б давно под зад коленом: иди играй в казаки-разбойники. Я ведь, Георгий Авдеич, ещё мно-о-гое знаю. Живёте вы напротив своего парка таксомоторного, окна как раз на ворота смотрят, до работы — шаговая доступность. Жену Любой зовут. Красавица. Женились недавно, первая не дождалась, когда вы срок мотали. Правильно?

Всё это Сева произнёс с грустным выражением лица, как бы не кичась особенно и не скрывая ниспосланного ему свыше дара. Мол, не было у меня беззаботной юности, не гонял со сверстниками мячи по задворкам, с младых ногтей на страже Родины. А виной тому — талант, будь он трижды неладен.

Шофёр, подобно ученику, сдающему экзамен по вождению надменному гаишнику, вцепился в баранку, устремил недобрый взгляд в убегающий под колёса асфальт.

— Ну, дальше.

— А что дальше? Дальше — больше. — Мерин поймал кураж, его понесло: игра под названием «Ванга» началась удачно. — Родились в Сибири, в 48-м, после армии — большегрузы на стройке, там же познакомились с первой женой, её, кстати, тоже Любой звали. Из напитков предпочтение отдаёте русской сорокаградусной, вернее — отдавали, потому как теперь в завязке, а было время — без самоограничения, сколько войдёт. На Книгу Гиннесса тянули. Сейчас пивком балуетесь умеренно. Курить недавно бросили — это когда наследник родился — чего не сделаешь для любимой женщины, а курил со школы, лет сорок, кажется, поправьте, если ошибаюсь.

Мерин помолчал, предоставляя водителю возможность переварить полученную информацию.

Тот, бледный, напряжённый — только что головой не упираясь в лобовое стекло — молчал. Демонстрация ментовской осведомлённости превращалась для него в экзекуцию.

В салоне машины повисла зловещая пауза.

Всё говорило о том, что пора менять тактику и плавно, на излёте доказательства всемогущества уголовного розыска переходить к пожинанию плодов, но Мерин не мог остановиться.

— Срок отсидели за наезд от звонка до звонка. Спасибо, слух о смерти больного, как говорится, оказался преувеличенным, а то загремели бы на полную катушку.

Георгий Авдеевич, очевидно, что-то произнёс, какую-то фразу, губы его зашевелились, но звук заглушил рокот мотора.

«От волнения, — решил Мерин. — Ещё немного и клиент в кармане». Он повальяжней устроился на сидении, закинул ногу на ногу.

— Ну что ещё сказать? Ждёте прибавления. Событие не за горами, так что дай бог, чтобы всё обошлось. Впрочем, бытует мнение: девочек рожать проще, они покладистее.

Со второй попытки Авдеичу удалось озвучить фразу гортанным шепотом, но на этот раз подвела дикция, так что Мерину пришлось переспрашивать.

— Я не понял, простите, что вы сказали?

— Я сказал… спросил. Я спросил, как зовут?.. Моего сына?

Сева аж подпрыгнул от радости: вот это подарок! Он картинно погрустнел и опустил голову — мол, можно было проще, да некуда.

— Вашего сына, Георгий Авдеевич, зовут Яковом. Яковом Георгиевичем. Но вы напрасно до сих пор переживаете: Яков — исконно русское имя. Так звали одного из апостолов, так зовут, вернее, звали и отца вашей Любы.

В карточной игре «очко» это называется «перебор». Шофёр со всей силы ударил ногой по тормозной педали, всем корпусом повернулся к пассажиру и двумя руками вцепился ему в грудки.

— Говори, гад, за что разработал? Убью, сука.

На шутку ситуация никак не тянула.

Сева попытался разжать упёртые в горло кулачищи — нет, ноги не держали опору, он полулежал на сидении — нападение случилось слишком неожиданно. Противник навис над ним всей мощью своего корпуса и напоминал в этот момент одну из знаменитых чугунных фигур скульптора Манизера, украшающих интерьер станции метро «Маяковская». Именно так в эпоху социалистического реализма художники изображали пролетарскую ненависть. Надо было срочно что-то предпринимать, хотелось дышать, а воздуха для поддержания жизнедеятельности явно не хватало. Мерин из последних сил вцепился в металлические запястья водителя, прохрипел сквозь зубы в его подёрнутое злобой лицо:

— Не валяй дурака, Георгий, статья называется «оказание сопротивления правоохранительным органам», от двух до пяти. Припаркуй машину, я всё объясню.

Интонация «Железного Феликса», очевидно, удалась, потому как ждать себя таксист не заставил — с тем же остервенением, с каким только что набросился на пассажира, он крутанул руль и не глядя по сторонам устремился к тротуару. Вокруг неистово загудели, заскрипели тормозами, заматерились водители.

— Ну?! — выдавил он, когда машина ткнулась колёсами в бортовой камень тротуара и заглохла.