– Вдыхаем и выдыхаем. Медленнее, медленнее. Спокойнее. Хорошо. Молодец. Вот так. Отлично. Теперь дыши через место, которое болит. Дыши животом. Дыши через свой желудок. Через свою третью чакру.

Он дышал, как мог. Бог знает, где она, эта третья чакра и что творится с его животом, но боль отпустила. В глазах прояснилось. Кажется, стало чуть легче. И вдруг Антон Ильич отчетливо почувствовал, как будто даже увидел собственными глазами, как от него что-то отделилось, вышло из его живота и ушло прочь. В тот же миг он почувствовал себя лучше. Он сделал глубокий вдох, шумно и с облегчением выдохнул, выпрямился на стуле и расправил плечи. Сам он стал больше, словно вырос. А живот куда-то исчез. Антон Ильич мог бы поклясться, что у него на глазах живот уменьшился, и он впервые за многие годы почувствовал себя подтянутым и легким.

– Молодец. Отличная работа! Я всегда считала, что русские обладают великой силой.

Она помогла ему подняться, подвела к кушетке, которую Антон Ильич разглядел лишь сейчас, уложила на спину, дав под голову плоскую подушку, накрыла тонкой простынкой, бережно укутав его ноги и руки, и велела ему лежать.

– Тебе надо отдохнуть. Я оставлю тебя. Полежи минут десять-пятнадцать.

Антон Ильич лежал. По телу разливалось приятное тепло, на душе была необыкновенная легкость. Он не знал, что с ним только произошло, да и думать об этом ему не хотелось. Душа его пела, и он сам удивлялся этому своему новому чувству Все, что он видел вокруг себя, отзывалось на сердце приятным трепетом, и все, о чем бы он сейчас ни подумал, казалось пленительным и сулящим радость. Из приоткрытого окна до него доносилось ласковое дуновение ветра. Он смотрел на ветви цветущего дерева и на голубое небо, просвечивающее сквозь них, и чувствовал себя совершенно счастливым. К окну подлетела крошечная птичка, уселась на подоконник, глянула на Антона Ильича и звонко прочирикала. Затем наклонила головку, присмотрелась и чирикнула снова, коротко и звучно. Антон Ильич улыбнулся от умиления. Как же все-таки прекрасен этот мир! Это крошечное существо, разговаривающее с ним на своем языке, этот ласковый ветерок, эти цветы, это небо… Боже мой, подумал Антон Ильич, до чего же хорошо жить!

Так он лежал еще долго, с улыбкой на лице, глядя в небо и размышляя о своей жизни, пока в комнату осторожно не заглянула Линда.

– Как самочувствие?

– Отличное!

Антон Ильич не преувеличивал. Она посмотрела на него своими улыбающимися голубыми глазами и сказала:

– Да, я вижу.

Антон Ильич был уверен, что лежал здесь не менее часа, а то и больше. Глянув на часы, он глазам своим не верил: прошло всего десять минут!

– Этого не может быть!

Линда только улыбнулась в ответ на его изумленный возглас. Вот уже в который раз за этот день Антон Ильич замирал от удивления: сегодня с ним происходили поистине невообразимые вещи.

Пока он поднимался с кушетки и шагал вниз по лестнице вместе с Линдой, она, не переставая, спрашивала его, как он себя чувствует, не кружится ли у него голова. Антон Ильич не понимал, отчего она так беспокоится. Чувствовал он себя настолько хорошо, что ему хотелось не идти, а бежать, скакать вприпрыжку и пританцовывать! Легко спрыгнув с последней ступеньки, Антон Ильич подумал, а почему бы и нет? Сегодня же пойду поиграю в футбол с ребятами на пляже, решил он.

– Три-четыре дня не пить никакого алкоголя, – строго сказала Линда, – даже пива. И дышать, как я тебя научила каждый раз, когда почувствуешь дискомфорт, как только придет злость, агрессия или раздражение. Понятно?

– Понятно, – кивнул Антон Ильич. – А дышать так можно каждый день?

– Конечно!

На вопрос Антона Ильича, сколько он должен заплатить, Линда ответила, что он может оставить столько денег, сколько считает нужным. Антон Ильич, хорошо осведомленный о стоимости подобных услуг в Москве, умножил сумму надвое и с благодарностью отдал.

Линда проводила его до калитки. Они тепло обнялись, как будто были старинными друзьями. Внимательно посмотрев в его глаза, она спросила:

– Хочешь что-то еще у меня спросить?

Антон Ильич кивнул. Какой-то вопрос действительно крутился у него в голове все это время, и, к счастью, наконец все-таки вспомнился:

– Что значат слова, что кто-то пользуется моей энергией? Как это может быть?

Линда смотрела на него с улыбкой, и он вдруг сам догадался:

– Кто-то у меня что-то забирает?

Она улыбнулась и сказала просто:

– Money.

Отпуск подходил к концу и Антон Ильич об этом не жалел. За две недели, проведенные на Бали, он вдоволь насытился жизнью на острове и теперь с радостью собирался домой. Единственное, чего он так и не смог полюбить здесь, это тропический климат с его изнуряющей жарой и постоянной влажностью, от которой у Антона Ильича тянуло в ногах. Ни днем, ни ночью температура здесь не менялась. Дожди шли неровно и, вдруг нахлынув, топили под собой все вокруг. А если дождей и не было, суше от этого не становилось. Постель казалась Антону Ильичу влажной, выстиранные вещи подолгу не высыхали, а одежда вся была мятой – стоило повесить рубашку не на вешалку, а на крючок в ванной или перекинуть через спинку стула и оставить так всего на несколько минут, как она оказывалась прорезанной глубокими складками. Одежда, что лежала на полках или в чемодане, приобретала вид еще более неаккуратный, скомканный, будто только что из стиральной машины. Все это огорчало Антона Ильича, педанта во всем, что касалось одежды и внешнего вида.

Зато местная кухня доставляла Антону Ильичу настоящее удовольствие. С неспешностью истинного гурмана он вкушал разнообразные яства, стремясь распробовать все оттенки вкуса того или иного блюда. Он не ленился выяснять у официантов названия соусов, специй и приправ, не страшась, пробовал новое с тем, чтобы составить свое мнение и найти свой рецепт. К концу отпуска он неплохо разбирался в меню и знал, как готовится и подается одно и то же блюдо на балийский, индонезийский и китайский манер.

Особую любознательность он проявлял к фруктам. И если поначалу из всего разнообразия фруктовой корзины Антон Ильич узнавал лишь желтые дольки ананаса, то со временем познакомился с множеством других плодов. К примеру полюбившийся ему сладкий фрукт размером с круглую сливу с плотной кожурой малинового цвета и нежной мякотью внутри, оказался мангостином. Грушевидный нежно-розовый плод, который Антон Ильич про себя называл розовой грушей, в действительности был яванским яблоком, названным по месту произрастания, острову Ява. Карамболой назывался фрукт зеленого цвета, состоящий из пяти продольных долек, больше похожий на цветок. Его неизменно использовали для украшения коктейлей и блюд, так как, нарезанный поперек, он превращался в ровные пятиконечные звезды. Были тут и пушистый рамбутан, желто-красный плод размером с картофелину, покрытый длинными волосинками, и твердый колючий плод с любопытным названием дуриан, и круглое светло-зеленое помело, которое Антон Ильич путал с таким же на вид плодом гуавы, и сочная зернистая маракуйя, и так называемый красный банан, меньше обычного, сладкий, с темно-розовой кожурой.