Прежде чем задуть свечи, он, по давней привычке переводить в числа любое событие своей жизни, подсчитал: от момента встречи с незнакомцем, пригрезившейся или случившейся наяву, до двенадцатого апреля должно пройти ровно 66 дней.

Ньютон вытащил из-под кровати небольшой сундук – с ним три года назад он отправился из дома на учебу в Кембридж, – достал оттуда книгу «Индусская астрология», которую вместе с учебниками по латыни и древнееврейскому выторговал у заезжего торговца всего за семнадцать шиллингов, и отыскал в ней статью про число 66. Вернее, две статьи. В первой говорилось, что человек уровня «66» является скрытым агентом тайных сил. Он возникает из небытия, делает на первый взгляд нечто странное и непостижимо исчезает, растворяясь в пространстве. Вторая статья утверждала, что те, кому удалось проникнуть в канал «66», получают возможность перейти от ощущений мира реального в ощущение Мира Высшего.

Он еще раз внимательно перечитал обе статьи. И еще раз. Получалось, что если незнакомец в длинном пальто принадлежал к числу 66, то теперь и его, Ньютона, пригласили войти в некий канал, связывающий откровение двух миров.

Он не знал, радоваться или печалиться такому повороту в своей судьбе. Разум отказывался выстраивать хоть какие-то логические цепочки. Ему снова стало нечем дышать. Комната поплыла перед глазами. Книга по индусской астрологии проваливалась куда-то в неизвестность, затем возникала на столе перед ним и снова исчезала. Ньютон на мгновение – так ему казалось – закрыл глаза и открыл их только вечером следующего дня. Целые сутки он барахтался в странном сновидении, которое тотчас же всплыло на поверхность, едва он, пошатываясь, подошел к окну и распахнул створки, впустив в комнату морозный воздух.

Снилось Ньютону, что он превратился в старика и гулял по аллеям какого-то парка. Рядом с ним шла совсем еще молодая мама, такой он помнил ее в своем детстве до замужества за его отчимом преподобном Барнабе Смите. Мама была весела, пела песенки и катила впереди себя коляску с младенцем. Младенец этот тоже оказался Исааком Ньютоном, только совсем маленьким, возможно, даже годовалым. Они гуляли, и день постепенно темнел, переходя в ночь. На небе появились звезды, а полная луна висела над аллеями парка, как яркий фонарь. И вдруг все стало резко меняться. Из-за деревьев выползла темная со свинцовым отливом туча. Она начала пожирать одну звезду за другой, добралась до луны, скрыла ее до половины, потом до четверти, потом оставила от нее только тонкий, едва видимый серп.

Казалось, что непроглядная тьма сейчас захлестнет все вокруг, и тогда они побежали. Дом, который был похож на родовое имение Манор-Хаус, оказался рядом. Мама стала стучать в запертые двери, а Ньютон пытался втянуть на крыльцо коляску с маленьким Исааком. Коляска зацепилась колесами за каменную ступеньку, а когда он в отчаянье рванул ее на себя, ручка оторвалась, и коляска, откатившись, исчезла в кромешной мгле. Ньютон бросился вслед за ней, но на дороге прямо перед ним возникла огромная воронка, которая прямо на глазах превращалась в бездонную пропасть. Ньютон едва успел остановиться у самого ее края и в этот момент увидел, как в пропасть проваливается коляска с маленьким Исааком. Малыш кричал, и в этом крике было столько ужаса, что душа Ньютона переполнилась состраданием и непереносимой болью».

Страшный сон, думает Моня, очень страшный. Он знает, что точно такое же сновидение посетит Ньютона еще раз, но теперь уже спустя тридцать лет, когда осторожный и подозрительный Вильгельм Оранский, водрузив свое тело на английский престол, науськает тайную полицию против тех, кого он посчитает еретиками, способными угрожать его власти. Моня подпадет под подозрение одним из первых. Господи, почему же Моня, ну, конечно, Ньютон. Сэра Исаака занесут в «черный список» не только из-за его «богопротивных» открытий. Ньютон тайком от всех исповедовал запрещенный церковью арианизм, Моня знает: это учение отвергает существование Святой Троицы. Он пытается представить, что было бы с ним самим, если бы майору Устину Пырько донесли, что один из жителей Бобруйска считает неприемлемым учение Маркса, Энгельса и Ленина, то есть тех «авторитетов в законе», коих высшее начальство возвело в ранг новоявленной троицы. Лики всех троих, напечатанные на красочном плакате, Моня практически ежедневно видит в конторе «Вторчермета», стоит лишь поднять взгляд от заляпанного чернилами стола. Его отнюдь не впечатляет их нерушимое единство, а именно три профиля, упорно налезающие друг на друга. Напротив, ему постоянно хочется избавить себя от лицезрения странной близости трех бородатых мужчин, вынести плакат из конторы и закопать под единственным чахлым тополем, чудом проросшим сквозь нагромождение металлолома. Но каждый раз он не решается выполнить задуманное, боясь, что кто-нибудь из грузчиков на него донесет, и тогда он, вполне вероятно, сгинет так же бесследно, как сгинул его отец в 37-м.

От этого предположения его обдает липким страхом, и он снова ныряет с головой в XVII столетие. Ньютон, естественно, не знает никакого Устина Пырько по прозвищу Упырь, но у Вильгельма Оранского есть свое «НКВД» и свои бдительные «майоры». Святую Троицу они Ньютону не простят. В одну из ночей тайные агенты подожгут его лабораторию. В огне вместе с многочисленными рукописями бесследно исчезнут записи по получению философского камня, того самого, который дарует бессмертие.

– Сволочи, – с тоской думает Моня. На отдельном листе он записывает на всякий случай все, что только что промелькнуло перед его мысленным взором, затем откладывает исписанный лист в сторону и снова возвращается в Кембридж.

«Все 66 ночей, оставшихся до назначенной даты, Ньютон провел хоть и беспокойно, но уже без всяких сновидений. Весна оказалась пасмурной, небо практически все время было затянуто облаками, влага висела в воздухе, но настоящие потоки воды обрушились с небес на землю аккурат 12 апреля, то есть именно в тот день, о котором сказал ему таинственный посетитель. Ньютон то просыпался оттого, что косые струи барабанили по оконному стеклу, то вновь засыпал, проваливаясь в какую-то тонкую, вязкую пелену. По-настоящему удалось уснуть только под утро, когда ливень превратился в унылый дождь, и в его убаюкивающем шелесте растворились внезапно все страхи, что одолевали Ньютона на протяжении последних двух месяцев.

Проснулся он поздно и впервые за долгое время посмотрел в зеркало. То, что он увидел, ему понравилось: он улыбнулся и подмигнул своему двойнику. Все выглядело так, как будто он переболел тяжелой болезнью и вот теперь, сбросив ее оковы, ощутил внутри себя не беспокойство, натянутое до предела, а благословенную тишину, позволявшую наконец привести в порядок мысли и чувства. Может быть, это произошло оттого, что дата, обозначенная странным незнакомцем, все-таки наступила. И раз уж он дождался первой части его предсказания, возникла уверенность, что и вторая часть, связанная с именем Маргарет Портеус, тоже окажется не плодом больного воображения, а такой же неотвратимой реальностью, как и подтвержденное календарем двенадцатое апреля.

Впрочем, в тот день никакого события, которое могло бы приоткрыть завесу тайны над загадочной фразой, услышанной Ньютоном, так и не случилось. Вернее, оно случилось, но узнал о нем Исаак Ньютон только на следующее утро, когда в библиотеку Тринити-колледжа доставили газету из Лондона.