Джо перевернулся на спину, закрыл влажный лоб кистью. Постарался дышать ровнее. Ему следовало поскорее вырвать из сердца мысли об этом, особенно теперь, когда так много на кону, когда разница их происхождений и предназначений столь очевидна, что режет глаз.

Чонса. Брок. Гвидо. Кости. Мальчик с залитыми воском ресницами. Руби с прозрачными голубыми глазами и пушистой чёлкой. Запах монеток, с которыми кипятят воду. Самсон. Малефеций и ихор. Пришел Отис всех мирить, Мэлруд Отиса стал бить!.. Вкус переспелого винограда во рту. Небт. Небт… Мама. Какие песни пела ему она? Уж явно не имена бранящихся святых.

Мама. Что он помнит? Ничего. Но вот Джо закрывает глаза, долго выдыхает и погружается в сон. И видит: спиной к нему у окна стоит прекрасная девушка, её угольно-чёрные волосы убраны в сложную прическу, а между смуглых лопаток блестит длинная нить жемчуга. Кроме этого украшения и простыни на ней одежды нет, это смущает Колючку, он опускает взгляд, и получается, что будто почтительно ей кланяется. Когда она оборачивается к Джо, тот видит, что она в положении. Беременная, должно быть, улыбается ему — ах, если бы он только мог вспомнить её лицо! Она ласково обнимает свой живот руками. Говорит что-то. Протягивает ему ладонь. Тёплая летняя ночь за окном, ветер поднимает полупрозрачные шторы, гнет узкие язычки свеч. Тени становятся длиннее, злее, строже линиями. Одна из них встает лоскутом тьмы в оконном проеме. Джо не успевает испугаться, а девушка — перестать улыбаться. Убийца обхватывает её под грудью и утаскивает в окно. Джо слышит удаляющийся крик, потом короткий и ужасный звук, словно под ногой лопнула гроздь винограда. «Шмяк!»

Джолант ничего не успевает сделать, пытается бежать, но конечности вязнут в плотности воздуха. Он густой, словно вода в утробе.

— К черту, — Джо подхватился с постели. Комната заплясала, и он не сразу пристегнул к культе протез. Выбежал, как ошпаренный и отправился бродить по особняку в поисках спокойного сна. Он не сразу понял, что захватил с собой остатки ужина. Зачем?

Ноги сами привели его в подвалы, и на этот раз латы не оживали, только блестели глазами из-под опущенных забрал. Своим шатким шагом он спугнул парочку слуг в робах, похожих на монашеские, они дали ему пройти, прижавшись к стене.

«Белый грот» в темницах был населен странными жителями. В одной комнате Джо обнаружил худого парня, босая нога которого виднелась из-под плаща, в другой сидела кормилица с Хашем, прижимала ребенка к полной груди и напевала что-то на шорском. Еще одна комната пустовала, дверь в неё была открыта, в следующей было будто бы пусто, но стоило Джо вглядеться в темноту, как та начала всматриваться в ответ золотыми монетами радужек. Тьма негромко зарычала на него. А ну как Гвидо держал здесь пойманных химер? Медик про это ничего не говорил, но Джо бы и не удивился. Захлопнув оконце, ключник перешел к следующей комнате, и наконец увидел её. Малефика дремала сидя, подтянув к себе колени и спрятав в них лицо. Такая худенькая!

— Чонса? — тихо позвал он. Стражник в пятнадцати шагах настороженно повернул к нему голову, но мешать не стал. — Чонса!

Девушка встрепенулась, как воробушек. Попыталась подняться, но не смогла — видимо, от неудобной позы задеревенела спина и затекли ноги. Сохраняя достоинство, она выпрямилась и обратила лицо в сторону квадрата света там, где Джолант откинул дверцу за решеткой.

— Мне очень жаль, — проговорил он.

В голосе его звучала честная пьяная грусть. Он должен был сказать это. Попытаться объяснить всё у Колючки бы не вышло: Брок говорил, что Джолант умный малый, но в сравнении с Гвидо он оказался тупее горного тролля. Особенно будучи в подпитии. Брат пообещал, что уже завтра поговорит с Чонсой. Джо хотелось успокоить её хоть этим, но малефика не дала и слова ему добавить.

— Прибереги жалость для мертвых.

— Гвидо обошелся с тобой грубо. Но это для твоего же блага.

Глаза Чонсы опасно сузились. Тонкие лисьи черты во мраке стали почти гротескными.

— Как же я часто это слышу. Для моего блага. Мы посадим тебя на всю твою жизнь на цепь, но это ради твоего блага. Мы лишим тебя возможности закончить свою жизнь иначе, чем от меча в пузе, но это тоже ради твоего блага! У тебя не будет ни друзей, ни права выбора, ни своего голоса, но это — угадай что?

Чонса сплюнула в сторону будто бы ядом. Джо сжал прутья оконца, внимательно её слушая.

— Ты такой лицемер, Джолант. Такой же, как ублюдок Тито и вся церковная рать. Гордишься собой? Старик бы гордился тобой. Ты, Джо, достойный щен Брока и вырастешь в такую же злую сторожевую псину.

Джо не был виноват. Но и ответить ничего не мог. Гвидо рассказывал ему о Шоре и об их отношениях к малефецию, и Джолант не мог поверить, что так тоже можно жить. К тому времени до него уже дошло, что Церковь в чем-то ошибалась. Все откровения этого вечера ощущались так же болезненно, как новое рождение.

Впервые бывший ключник был готов признать: Чонса была права. Жаль, что слова встали у него в горле.

Он закопался в карманах, и привлеченная этим, Чонса все-таки смогла встать и подойти к решетке. Чтобы заглянуть в окошко, ей пришлось ссутулиться. Колючка тоже наклонился. У него были сочувственно сдвинуты брови, и девушка видимо смутилась от его прямого и честного взгляда.

— Да ты пьян!

— Ага.

Он пропихнул ей сквозь решетку сверток ткани.

— Скажи мне, что это нож, — грустно хмыкнула она и ошиблась.

В ткани было два ломтя хлеба с тремя слоями солонины между. Она тягуче сглотнула, и Джо услышал урчание в её животе. Гордость часто уступает голоду. Это естественно. Ключник грустно вспомнил былые времена: те самые, когда мир был прост и понятен, с ним был Брок, и в тавернах они брали для малефики еду без мяса, чтобы не грязнить мертвой плотью её малефеций.

Джо коснулся её ладони. От изумления девушка даже не отшатнулась, только глаза подняла.

— Держись, Чонса. Гвидо объяснит тебе все завтра. Всё будет хорошо.

— А если нет? — хмыкнула она. Джо перебрал пальцами, приласкав её ладонь, и опустил руку.

— Тогда я что-нибудь придумаю.

Он не удержался, уткнулся лбом в дверь. Ощутил на коже легкое дыхание. Это пьянило сильнее вина.

И тут темница наполнилась звоном. Звук был такой оглушительный, что Джо обомлел и отшатнулся. Его первой мыслью было: она околдовала меня, и так