Однажды, у родителей в Большеречье гостили, решили сходить в поход. На пути была река, через нее ходуном ходил подвесной мост. Лена издалека его увидела и ахнула:

«Это на маршруте? Нет! Только не на ту сторону!» Но дети легко перебежали на другой берег реки. Володя подталкивал жену: «Давай, не бойся!» Она делала два шага вперед и шаг назад. При этом бормотала: «Я не боюсь! Ни капельки не боюсь! Ой, мамочка! Уже иду. Я, честно, иду!» Два шага вперед и шаг назад — и глаза точно как сейчас. Мост Лена преодолела на четвереньках, и шум реки не гасил ее панического верещания.

Володе нужно было сказать что-то подбадривающее и оптимистичное.

— Я давление в медпункте измерял! — придумал он.

— Правда? — обрадовалась Лена. — Какие значения?

Значений человеческого артериального давления Володя не знал. Атмосферы в паровых котлах помнил отлично, но здесь они не годились.

— Зачем ты обманываешь? — Лена так же хорошо читала по лицу мужа, как он по ее. — Иди к детям.

Повернулась к своим кастрюлям, давая понять, что разговор окончен.

Через час от благодушного, миротворного, покаянного и всепрощенческого настроения Володи не осталось и следа. Его дети были непроходимыми тупицами! Он двадцать раз объяснил интегралы! Он Петьке зависимость времени, расстояния и скорости до хрипоты вдалбливал. А сын упорно делит скорость на время! Не понимают! Если ваньку валяют, то слишком натурально! Хоть простейшую задачку или пример могли бы решить? Нет! Два бревна — в шестом и в одиннадцатом классе!

— Папа! — призналась Настя. — Мне очень многое в математике непонятно! Например, если число умножить на один, то получится то же самое число, верно? Восемь на один — будет восемь. А если умножить на один и пять десятых, то число увеличится не на полтора себя, а только на пятьдесят процентов. Восемь на полтора — двенадцать! Где логика?

— Точно! — подхватил сын. — Настька права! Это же глупость! Если умножить на ноль пять, то от умножения получается уменьшение наполовину. Восемь на ноль пять — четыре! Какое же это умножение?

Володя смотрел на них с ужасом. Элементарных вещей не понимают! Таблицы умножения! Две недели назад голова у них нормально варила, а теперь вместо мозгов каша или свинец.

Он рванул на кухню.

Лена таки наступила на горло женской гордости: капустные шницели приготовила. Отварила листья капусты в соленой воде, отбила черенок деревянным молотком, свернула конвертиком, в кляр окунула, на смеси растительного и сливочного масла поджарила.

Она мысленно подсчитывала убыток семейному бюджету, если морковные котлеты (два килограмма моркови по двадцать пятьдесят плюс специи) не удастся скормить за ужином.

На следующий день морковные котлеты пережаренные только общепит может подсунуть.

Вот если их не жарить — другое дело, полуфабрикат. Лена совершенно не переносила понятие «пищевые отходы». Хлеб черствый — какие же это отходы? За каждым граммом продуктов, которые мы едим, — человеческий труд. Вам будет приятно, если ваш труд на помойку идет?

Лена планировала, что несъедобные морковные котлеты отнесет соседке с первого этажа, которая бездомных собак подбирает. Неизбалованные псы всеядны, тухлые сардельки с упаковкой проглатывают…

— Ты знаешь, что происходит?! — вбежал вдруг на кухню Володя. — Отдаешь себе отчет?!

Он схватил ее за руку и потащил в большую комнату.

За столом, раскладываемым только для гостей, сидели дети, взъерошенные и испуганные.

Столешница, без парадного случая разложенная, была завалена тетрадями, учебниками, ручками, черновиками.

— Как ты допустила? — кричал Володя. — Это же катастрофа!

От котлет, бездомных собак, полуфабрикатов и загубленных продуктов мысли Лены не мгновенно переключились, ушло секунды три. Затем понадобилось спросить себя, отчего Володя взбеленился, — две секунды.

Настя позировала почти голяком, Петька в школу срамную книгу притащил. На обдумывание действий времени не ушло. После пятисекундной заминки Лена стала на линию огня и закрыла телом детей.

— И что такого? Зачем кричать? Сначала надо вникнуть. Петя не до конца все понял, он же у нас неиспорченный! Петенька, скажи папе, что тебя секс не интересует!

— Ага! — подтвердил Петя. — Как бы не интересует.

— И Настенька! — воскликнула Лена. — Конечно, с первого взгляда можно подумать! Но если вглядеться! Все это видно и на пляже, а основное закрыто. Надо, может быть, наверное, доверять детям! Настя, скажи папе, что ничего себе не позволяла.

— Папа! — послушно отозвалась Настя. — Я дубовая девственница. Пока.

Кто-то из них сошел с ума. Володя им — про интегралы и задачи на движение. Они таблицы умножения не знают! Лена — про пляжи и секс!

Издеваются! Сговорились и пытаются внушить, что папа ненормальный!

От злости у Володи покраснела лысина, глаза бегали из стороны в сторону, пока не остановились на стене. Портрет Пушкина, выжигание по дереву, без малого плод двадцатилетнего художественного творчества! Не было!

Только темное пятно на выцветших обоях.

Знак! Символ!

Он — не Пушкин, а Володя — был главой семейства, все было под контролем, а теперь из него хотят придурка сделать!

— Не выйдет! — Володя в сердцах стукнул кулаком по столу.

Учебники и тетради подпрыгнули, Настя испуганно ойкнула, Петя полез прятаться под стол.

— Я вас к ногтю! — бушевал Володя. — Я покажу, кто в доме хозяин! Узнаете, где раки зимуют!

Лене удалось превратиться в ту, которой мечтала быть, — в статую говорящую.

— Дочь! — загробным голосом произнесла она. — Отдай папе документы. В спальне на тумбочке… Петя! Не бойся, сыночек, папа тебя не тронет. Дети! Проводите отца. Там, в прихожей, пакет лежит с его новыми трусами, отдайте!..

Но как только хлопнула за Володей входная дверь, «статуя» треснула, и Лена завопила:

— Где наш Пушкин?

— Я его бедным отнес, — признался Петя.

— Каким бедным?

— На ярмарку.

— На базар? Петя! Ты уносишь вещи из дома и продаешь на базаре? — Лена рухнула на близстоящее кресло.

— Все так делают, — пожал плечами сын, — у кого по труду плохие оценки.

— Мама, успокойся! — сказала Настя. — У нас в школе была ярмарка всяких поделок и детского творчества. Вырученные средства шли для малообеспеченных семей.

— Я не виноват, — встрял Петя, — что по труду плохо учат.

— За сколько? — простонала Лена. — За сколько нашего Пушкина продали? — Не дожидаясь ответа, обрушилась на дочь. — Ты-то! За братом не смотришь! Святого не бережешь! Что вы с отцом сделали! Вы его лицо видели? Куда вы его прогнали? Не дети! Изверги!