Среди прочих развитых стран Америка отличается наибольшими масштабами неравенства доходов и возможностей, со всеми вытекающими отсюда макроэкономическими последствиями. За последние 40 лет ВВП США увеличился более чем в четыре раза, а за последние 25 лет – почти вдвое, но широко известно, что плоды этого отправились прямиком наверх, а если точнее, то высоко-высоко наверх.

В прошлом году верхний Один процент населения Америки присвоил себе 22 процента национального дохода, а верхний 0,1 процента – 11 процентов. 95 процентов всего прироста доходов в стране с 2009 года пришлись на долю Одного процента. Недавно обнародованные переписные цифры показывают, что уровень доходов среднестатистической американской семьи за последнюю четверть века не изменились. Доходы обычного американца с учетом инфляции могут быть даже ниже, чем 45 лет назад; люди со средним, но без высшего, образованием зарабатывают на 40 процентов меньше, чем почти сорок лет назад.

Неравенство в Америке начало набирать силу тридцать лет назад. Примерно в то же время началось сокращение налогов для богатых и ослабление регулирования в финансовом секторе. Здесь нет совпадения. Ситуация усугублялась по мере того, как мы сокращали объем инвестиций в образование, развитие инфраструктуры, здравоохранение и систему социальных гарантий. Растущее неравенство подпитывает само себя, подрывая нашу политическую систему и верховенство демократии.

Кажется, что вся Европа так и рвется последовать тлетворному примеру Штатов. Курс на сокращение государственных расходов, начиная с Великобритании и заканчивая Германией, ведет к увеличению уровня безработицы, снижению зарплат и растущему неравенству. Должностные лица вроде недавно переизбранного канцлера Германии Ангелы Меркель и Марио Драги, президента ЕЦБ, утверждают, что проблемы Европы обусловлены раздутыми расходами на социальные программы. Но именно этот образ мыслей и довел Европу до рецессии (и даже глубокого кризиса). Заявления о том, что рецессия достигла своего нижнего предела и, «по официальной версии», закончилась, служит слабым утешением для 27 миллионов граждан Евросоюза, оставшихся без работы. По обе стороны Атлантики ярые приверженцы программы урезания государственных расходов уверяют, что это горькая пилюля, которую необходимо принять, чтобы в итоге прийти к процветанию. Но о чьем процветании идет речь?

Избыточная финансиализация, которая отчасти объясняет спорный статус Великобритании как второй после Америки страны с точки зрения масштабов неравенства, помогает также понять и причины его роста. Во многих странах слабое корпоративное управление и растущая социальная разобщенность привели к увеличению разрыва между уровнем зарплат высших должностных лиц компаний и их рядовых сотрудников. Конечно, не до соотношения 500:1, как в самых крупных корпорациях Америки (по результатам оценки Международной организации труда), но тем не менее, выше докризисных показателей. Исключением является Япония, которая ограничила размер выплат топ-менеджменту компании. Остроумное американское изобретение в области извлечения ренты – обогащаться, не увеличивая размер пирога, а манипулируя системой, чтобы урвать кусок побольше, – расползлось по всему миру.

Асимметричная глобализация также нанесла миру ущерб. Мобильность капитала предполагает, что работники имеют возможность требовать повышения зарплат, а государства могут предоставлять налоговые льготы. В результате возник феномен «гонки ко дну». Зарплаты и условия труда находятся под угрозой. Компании-инноваторы, такие как, например, Apple, чья деятельность тесным образом связана с развитием науки и технологий, на которые государство выделяет немалые средства, проявляют превосходную изобретательность и в том, что касается уклонения от налогов. Они хотят брать, но не хотят ничего давать взамен.

Предметом особого позора является неравенство и бедность среди детей. Некоторые представители правых утверждают, что бедность – продукт лени и неправильного выбора. Но дети не могут выбирать себе родителей. В Америке почти каждый четвертый ребенок растет в бедности, в Испании и Греции – каждый шестой, в Австралии, Великобритании и Канаде – только каждый десятый. Однако всего этого можно избежать. Некоторые страны сделали выбор в пользу экономики большего равенства. Так, например, Южная Корея, где еще полвека назад лишь каждый десятый имел возможность отучиться в университете, сегодня имеет самое большое в мире число людей с высшим образованием.

По этим причинам мне видится адекватным разделение мира не на страны имущие и неимущие, а на тех, кто что-то делает, и тех, кто не делает ничего для борьбы с социальным неравенством. Некоторым странам удастся создать общество всеобщего процветания – единственный вид процветания, который, по моему мнению, может быть продолжительным. Другие же позволят неравенству бесчинствовать еще больше. В таких разделенных обществах богатые будут жить в микромире своих охраняемых резиденций, практически в полном отрыве от бедных, чья жизнь лежит за пределами их понимания, и, соответственно, наоборот. Мне доводилось бывать в странах, избравших для себя именно такой путь. И они совсем не похожи на места, в которых большинство из нас хотело бы жить, не важно, во дворцах или хибарах.

[51]

Реакция, которую в Америке и других странах с развитой экономикой вызвала недавно вышедшая книга Томаса Пикетти «Капитал в XXI веке» (Capital in the Twenty-First Century), демонстрирует обеспокоенность общества усиливающимся неравенством. Его книга придает дополнительный вес и без того убедительной доказательной базе сосредоточения подавляющего процента доходов у представителей верхней части общества.

Более того, в своей работе Пикетти предлагает оригинальный взгляд на те 30 лет, которые пришлись на период после Великой депрессии и Второй мировой войны, рассматривая этот временной отрезок как историческую аномалию, вероятно, спровоцированную необычайной общественной сплоченностью, которая могла возникнуть на фоне происходивших катаклизмов. В этот период стремительного экономического роста процветание было действительно всеобщим, и, несмотря на то что все группы населения оказывались в выигрыше, прирост дохода и капитала низших слоев населения был больше, чем у всех остальных.

Пикетти также проливает новый свет на «реформы», которые продвигали Рональд Рейган и Маргарет Тэтчер в 1980-х годах под тем предлогом, что они ускорят экономический рост, в результате которого выиграет все общество. В действительности вышло так, что из-за этих реформ темпы экономического роста снизились, глобальная нестабильность усилилась, а плоды того экономического роста, который все же имел место, достались тем, кто наверху.

Книга Пикетти поднимает фундаментальные вопросы, касающиеся как экономической теории, так и будущего капитализма. Он отмечает огромное увеличение соотношения размера благосостояния к объемам производства. Согласно стандартной теории подобный рост ассоциируется со снижением отдачи от капитала и ростом зарплат. Но, кажется, доходность капитала не уменьшилась, а зарплаты не увеличились, как этого можно было бы ожидать (в Америке, к слову, средние зарплаты не увеличиваются вот уже на протяжении сорока лет).