я оказался на поляне. Надеялся увидеть Иисуса, но его здесь не оказалось. Тут было словно сонное царство: все возлежали в самых свободных и удобных им для отдыха позах. Были они в одеждах разных цветов и из различных тканей, которых я не видел никогда и названия которых не знал.

Я не рассматривал отдыхавших, чтобы не мешать. Прошёл возможно дальше от лежавших, смотря себе под ноги. Подошёл к фонтану. Он тоже отдыхал: струйка его едва поднималась над поверхностью «почвы» и журчание его было едва слышным. Я встал на колени, ощупал место из которого била вода. Вокруг был сухой и горячий песок, очень мелкий, покрытый как бы корочкой, а следов утекавшей воды не нащупывалось… Смочил руки, вымыл лицо, оголился по пояс и стал брызгать на голое безволосое тело и растирать его руками. Было приятно. Жажды я не ощущал, но выпил пригоршню воды.

От ледяной воды свело зубы, но тут же прошло, и я почувствовал себя ток, будто бы только что в мягкой постели проспал часов восемь — бодрость! Есть не хотелось совершенно. Вспомнил, что меня здесь ждут, огляделся, но «ждущих» не увидел — сплошная сиеста! И здесь я увидел на краю поляны, в том месте, где должна была начинаться тропка в сторону опушки с поля, сидит на белом войлочном «ковре» в множеством подушек под спиной и с боков, худенький, в серебре седин, старичок, сухой ручкой меня повелительно призывает подойти. Иду покорно, склонив голову, подойдя, робко опускаюсь на колени и кланяюсь, лбом коснувшись края «ковра». Побыл в такой позе, пока не услышал тихого покашливания и смешка: «Встань, раб, не обучен ты раболепствовать, не надо мне этого, сядь так, как тебе будет удобно». Я сел, свернув ноги калачиком, руки сложил перед грудью ладошками вместе, постарался улыбнуться жалобно. Не знаю, что получилось, но Марк на меня не смотрел, рукой приглашал-приманивал ещё кого-то. Я взглянул — легко, словно шина хорошо надутая, катится-скользит к нам грузный Матфи… Как это у него все движения получаются плавно-медленными и стремительными одновременно? Он уже и прилёг рядом с Марком, шепчет ему на ухо что-то. Марк жмурится довольно, на меня смотрит с хитрецой, говорит:

«Ты, Борух, так стремительно «вылетел», что у нас не было уверенности, что тебя вернут… На всякий случай обговорил с Матфи: «Если будет на то воля Всевышнего и Иисуса Светлого, и вернут сюда шута горохового, тебя, раб, покажем его Луке, мужу мудрому проницательному, великому знатоку всяких болезней телесных и душевных. Ну и получили, благодаря стараниям Матфи, согласие. А теперь ответь, раб, бывал ли ты в нашей «земле обетованной»?

«Нет, о Марк, не бывал! Не считать же «быванием» краткосрочный «транзит», организованный мне миг назад Хранителем?»

«Лука очень проницателен. Не лги ему».

Тут подошёл тот, кого ждали: мужчина выше среднего роста, стройный, жилистый, в чёрной с рыжинкой вьющейся шевелюре и такими же усами-бородкой, с тонкими чертами выразительного лица оратора, с большими проницательными глазами гипнотизёра. Он расположился между Марком и Матфи, для чего последний легко переместился в сторонку. Я понял, что должен поприветствовать Луку:

«Позволительно ли мне будет, о мудрые Апостолы Матфи и Марк обратиться к мудрому Апостолу Луке» — все трое важно и доброжелательно кивнули. Я продолжал:

«Наслышан твой покорный раб, о Апостол Лука, что ты великий лекарь, а я удручён болезнью сознания: мнится мне, что я при жизни ещё видел Иисуса Светлого, Хранителя, умерших давно Апостолов…»

«Не продолжай словоплетения, хитрый раб. Скажи, посетил ли ты землю моих предков и землю Апостолов Матфи и Марка?

«Землю Апостолов Марка и Матфи я посетил».

«Что можешь рассказать?»

«Что может рассказать о слоне крохотный муравей, посаженный неведомыми силами на голову того слона? Видел я камни под ногами, ощущал палящее солнце, видел густозаселённые земли, да столбы границ с колючей проволокой… Могу ли я похвалиться, что оглядел слона, что знаком с ним?»

«Правдивый ответ, я ожидал пересказа газетных статеек и впечатлений с телеэкрана… Скажи, а играешь ли ты в шахматы?»

«Именно «играю», как ребёнок в солдатики, не более того…»

«Сыграй со мной, а заодно расскажи, как играть выучился, с кем любил играть… Доска и фигуры тебе привычные, из твоего мира, правила тебе знакомы, часов для нас нет. Я белыми начну: е2-е4».

«В первый или второй послевоенный год летом жил я на даче в Красково, которую арендовал мой отец. У нас дача с реденьким заборчиком была, а напротив — такая же дачка — без заборчика. Там жила пожилая пара. У них был взрослый сын-идиот. Он в любую погоду качался в сетчатом гамаке и частенько дико ржал… Справа от той дачки было несколько строений, обнесённых высоким плотным забором, с домиком-сторожкой. То были владения одного Министра и его заместителей. А я дружил с детьми сторожа- племянниками замминистра. Их было двое: на год меня старше — Валя, на год младше — Саша. Однажды на эти дачи приехал знаменитый шахматист — Ботвинник Михаил. Он отдыхал и готовился к ответственному матчу государственной важности, а для развлечения купил много картонных досок и шахматных фигурок, попросил детей сторожа собрать по округе побольше пацанов нашего возраста. На поляне устроил сеанс обучения и одновременной игры. Я до того в шахматы играть не умел и не пытался. Как ходят фигурки запомнил легко, но смысл игры дошёл до меня только через год. К тому времени от «учителя» воспоминания уже стёрлись. А в тот первый сеанс игры я делал, видимо, наглые ходы-перемещения, жульничал, и «дядя Миша» сказал мне: «Мальчик, ты авантюрист, из тебя не получится игрока». Я не знал слова «авантюрист», не обиделся нисколечки и до вечера смотрел, как играют другие. «Учитель» отобрал из толпы трёх пацанов, пригласил их в выходной прийти в Малаховский летний кинотеатр…

Вечером я спросил у мамы: «Кто такой авантюрист?» Отец заинтересовался, узнав, что это меня так шахматист назвал, сказал зло: «Совсем распоясались, пархатые! Но мы им покажем Кузькину мать!» Как ни странно, я всё понял». Здесь я сделал ответный ход — д7-д6.

Посмотрел на троицу, сидевшую напротив, понял — слушают пока, не надоел. Потому продолжил: «Дома у нас шахмат не было. Были шашки, домино, карты. Потому самообучение проходило в Малаховке, в упомянутой киношке, где в садике была библиотека, и под залог билетов на сеанс давали картонку и битые фигурки. Играли мы азартно, было нам интересно, но открыть какую-нибудь книжку по шахматам желания у меня не