а это изо рта у него вшел такой пенистый кровавый шар… Лица его я узнать не мог… Из-под брёвен крики и стоны слышались, а я был один! Что я мог сделать с такой тяжестью?! Потом появился Павляк. Сказал, испуганный, что бегал в тундру «до витру», и ещё спрятал под камень «права», но это — секрет! Я спросил, где старшина Титаренко. Павляк сказал, что Титаренко то и был за рулём…пока он думал, что побёг он на батарею за помощью.

«Не ранен?»

«Не, только вонища от него!»

Мы с Павляком потерянно кружили среди брёвен, уговаривали ребят потерпеть — скоро подмога будет, спасут… Подмога и правда скоро подоспела. С причала видели, как машина кувыркнулась под откос. Оттуда примчался вездеход-тягач. Чуть позже от нашей батареии прибежали офицеры: Давляк, Падецкий, Боровик, а следом — сержанты и остальной личный состав — на батарее остался один дневальный, да те, кто были в карауле. Очень быстро машину с брёвен сковырнули. Брёвнышки аккуратно стали разносить, придавленных-покалеченных оттуда извлекать… А тут и из госпиталя фургон примчался. В нём рядом с шофёром — майор Майер. Два медбрата выбрались изнутри с носилками, медсумками, грудой пакетов с бинтами. Они сразу начали работать, не теряя времени на расспросы. В самом низу на земле лежали два толстенных бревна. Между ними был зазор, сверху толстенное бревно. Так, когда сняли верхнее бревно, то увидели: лежит на животе, руки под лицом, меленький тощенький матросик. Вытащили — живой! Оказалось — спал! Так вымотался, за пол суток погрузочных работ, что и не проснулся! Везунчика звали Субочевский Казимир Анатольевич. Покалеченных увезли в госпиталь, мёртвого — на батарею, готовить к похоронам… Был он сиротою, из родни имел лишь тётку. Её вызвали. Неделю она добиралась к нам. Покойник был в пустующей казарме-клубе, весь залитый формалином. Похоронили его на крохотном кладбище рядом с госпиталем.

«так когда же ты обращался к Майеру?»

«А я не обращался. Он позвонил на батарею и сказал: «Нужна донорская кровь, срочно, первой группы, с положительным резус-фактором». Просил прибыть офицеров, тех у кого нужная группа, сдать кровь. Сказал, что у оперированного матроса Ягупьева, нужная группа, чтобы взяли, если возражать не будет. Я не возражал стать донором. Взяли у меня кровь. Отлежался я сутки. А потом Майер ещё на пару недель задержал меня, чтобы снова я писал и рисовал. Оба были довольны. Конечно, из-за войн бесконечных, не заботливости вашей по коей травмы и увечья случаются, ваши лекари вынуждены использовать донорскую кровь. Но неправильно это. Противно творению. Кровь должна быть своя! Восстанавливать её следует питанием правильным, упражнениями физическими, массажем, омовением, молитвами… К этому вашим лекарям надо людей вести…Кровь — составная часть мышления человека… Так сказал Лука, и помолчав, продолжал: «Трансплантации, проводимые вашими лекарями — дело противное Творцу, преступное. Те, кто этим занимается, не ведают, что творят… Смертного надо растить во чреве здоровым и крепким, научить беречь своё тело. Питаться разумно, по климату и нагрузкам, работать над здоровьем! Ходить пешком… Восстановительная хирургия — дело доброе. Разные вставки — протезы надо делать из материалов разных, но от людей мёртвых, а тем более живых, не брать!»

«Сдавал я кровь несколько раз за деньги, в Ленинграде. Получается, что что-то от моих переживаний неожиданно попало в человека совсем иного душевного склада, хоть и в малой дозировке. Ну, помогла эта моя кровь восстановиться физически. Но нематериальные составляющие этой крови, носителе памяти, наследственности вмешались в жизнь чужого организма? А если пересаживается сердце, почка?»

«Это мука и наказание для выжившего…»

В это время я бездумно снова расставил шахматные фигурки по клеткам. С удивлением увидел, что игра пошла…

«Расскажи о втором обращении к Майеру! Да внимательнее играй!»

«Слушаюсь, о Апостол! Издалека начну. Командиром нашего взвода был молоденький лейтенантик Петляев, прибыл сразу после окончания училища. Из деревенских, но грамотный, добрый. К нам, матросикам, относился как старший брат, но дистанцию держал, панибратства не допускал. Прошёл почти год, подошло ему время в отпуск ехать. Собирался он дома жениться, вернуться в Озерки с молодухой. Чемодан и рюкзак собрал, ждал прибытия с часу на час рейсового пароходика, который доставил бы его до Мурманска. А пароходик задерживался — видно штормило Баренцево море. Наш — то Мотовский залив спокоен был, в нём штормов не было, разве что иногда нагоняло в прилив воды больше, чем обычно. Пришлось Петляеву ожидание перенести в казарму — велико нетерпение предотпускное! И устроился он подремать на моей койке. Как старослужащий уже, я занимал нижнюю койку. Он вздремнул, а офицеры «отпустили» традиционную хохмочку. Решили в чемодан ему засунуть тяжеленный валун. При этом выяснилось, что молодой лейтенант не сдал, как положено при убытии, новенький ПМ. Старший офицер Давлюк пистолетик из кобуры вынул и железку какую-то туда запихнул…гуляй, мол, Петя по деревне… А тут и рейсовый «Ястреб» загудел, предупреждая, что долго ждать не может, выбился из расписания, началась суматоха… Уехал наш взводный в спешке, полусонный, ничего не заметил… А на рейсовом буфет гражданский, в розлив и на вынос… Видно, попил Петя хорошо до Мурманска, а может и до Москвы… Уехал он в деревню свою воронежскую. Там обнаружил отсутствие пистолета и запаниковал, помчался к военкому… Отпуск ему испортили, но всё же женился и в часть приехал с «молодухой». А машина розыска уже закрутилась по всему маршруту следования в отпуск нарушителя. Ходили военные дознаватели, проводили допросы. На батарее была кутерьма… Давлюк почему-то сказал, что никакого пистолета из чемодана отпускника он не брал, так как в личные вещи офицера не принято заглядывать. Очевидно было одно — утрачен табельный — ещё секретный тогда — пистолет, и его следует отыскать! Так как отбывающий спал на моей койке, то я стал первым из старослужащих, кто подвергся допросу дознавателя, прибывшего из Североморска. При опросе присутствовал Бурысь, офицер, осуществлявший режимный надзор над той округой. Очень был тяжёлый, «рысий» взгляд у того человека… Потом опрашивали многих: кто что видел, предполагает… И у каждого оставалось ощущение, что дознаватель и Бурысь подозревают именно его!

Все мы, цепочкой, под контролем офицеров, ходили по округе, переворачивали каждый камешек, заглядывали в каждую щёлку, с магнитом шарили в лужах и ручье… И ничего не нашли похожего на пистолет, хотя были другие находки: самодельные ножи, кошелёк с деньгами, что то ещё, не помню уже… И опросы-протоколы, перекрёстные допросы, выяснение противоречий в показаниях…

Приходили к моим родителям. Он ведь на моей койке спал перед отъездом…