Арабелла, ошарашенная словами матери, уставилась на нее.

— Бабушка, посмотри на меня! — радостно прокричал Арчи. — Я лошадка и жду Доминика!

Он запрыгал вокруг миссис Тэттон, дергая ее за подол платья.

— Хватит нести чушь, Арчи, посиди спокойно хоть немного! — резко бросила мать Арабеллы, жестом отгоняя ребенка. — Я не хочу больше слышать ни слова о Доминике Фернексе!

У Арчи задрожали губы, но Арабелле пришлось проглотить колкий ответ, готовый сорваться с языка. Вместо этого она повернулась к мальчику и спокойно произнесла:

— Бабушка устала, Арчи. Ей нужно побыть в тишине и покое. Иди поищи Чарли, и мы отведем его на прогулку в парк. — Повернувшись к матери, Арабелла добавила: — Мы оставим тебя отдыхать, мама.

— Извини, Арабелла, — тихо произнесла пожилая женщина. — Не хотелось кричать на него. Просто я очень беспокоюсь о нас всех.

— Знаю, мама. — Арабелла поцеловала ее в щеку. — Попытайся отдохнуть, тебе станет лучше. Мы скоро вернемся.

Миссис Тэттон кивнула, глядя им вслед.

Доминик снова не сомкнул глаз до самого рассвета. Он отменил все встречи на эту неделю, отказался выйти к Хантеру, когда тот зашел проведать его, и сидел в одиночестве, весь в мыслях об Арабелле, Арчи и том кошмаре, в который превратились их жизни по вине его отца. Доминик понимал, еще слишком рано ехать к ним, но, не выдержав, велел оседлать коня. Вскоре он не спеша направлялся на Керзон-стрит с аккуратным свитком, перевязанным ленточкой, в кармане.

Джеммел провел его в дом, и, ожидая прихода Арабеллы в гостиной, Доминик заглянул за занавеску, где Арчи любил играть. Его взору предстало настоящее логово пятилетнего сорванца. Доминик отодвинулся от окна, услышав чьи-то шаги на лестнице, затем в коридоре. Но в комнату вошла вовсе не Арабелла.

— Миссис Тэттон, — произнес он кланяясь.

— Ваша светлость. — В голосе пожилой женщины свозило презрение. — Арабелла и Арчи вышли ненадолго, но я желаю с вами побеседовать.

Доминик вежливо кивнул и жестом предложил женщине присесть. Она сделала вид, что не заметила этого, и продолжала стоять, глядя на герцога с неприкрытой враждебностью.

— Арабелла говорила мне, что вы не так давно были нездоровы. Надеюсь, вам уже лучше?

— Как мне может стать лучше, сэр, после того, как вы поступили с моей дочерью и внуком? И продолжаете обходиться с ними?

— Мы оказались в очень сложной ситуации. Видите ли, мой отец...

— Вот только не стоит мне лгать, ваша светлость. Возможно, вам удалось одурачить Арабеллу, но меня не проведешь, не надейтесь. Вам показалось недостаточно тех страданий, которые вы ей причинили, и вы вернулись, чтобы наверстать упущенное?

— Я бы ни за что намеренно не причинил Арабелле боль. Я любил ее. И люблю до сих пор.

Впервые Доминик осмелился признать правду — в том числе и перед самим собой.

— Любите? Вы, купивший мою дочь, словно какую-то дешевку с рынка, и именно когда она отчаянно нуждалась в помощи! Ей нужна была помощь, ваша светлость! Приличный, достойный человек мог бы ее оказать.

Слова миссис Тэттон подтвердили то, о чем Доминик думал с того дня, как нашел Арабеллу в заведении миссис Сильвер.

— Вы совершенно правы, и я не раз искренне пожалел о своих действиях, мэм. Мне нет прощения. Я не должен был подчиняться влиянию сложившихся обстоятельств.

— Какие это были обстоятельства, по-вашему, сэр? Ее бедность?

— Я нашел ее в борделе, миссис Тэттон.

Пожилая женщина сорвалась, ударив его в грудь слабыми распухшими руками.

— Не смейте лгать и презирать ее! — воскликнула женщина.

Ее дыхание стало хриплым и тяжелым.

— Миссис Тэттон, успокойтесь, прошу вас. Я не лгу, не выношу суждений и не презираю Арабеллу. Я знаю, что ей нелегко было пойти на это.

Доминик подхватил потрясенную пожилую женщину под руку, беспокоясь о ее здоровье, и подвел к креслу.

Миссис Тэттон тяжело опустилась на сиденье, закрыв руками лицо и горестно всхлипывая:

— Я должна была догадаться, где она нашла себе работу! Она уверяла, что наткнулась на мастерскую, где женщины шили день и ночь, чтобы выполнять заказы быстрее, чем в других заведениях.

Он вспомнил, как Арабелла дерзко разговаривала с ним в ту ночь в комнатушке борделя миссис Сильвер, ее искаженное лицо, когда она признала, что мать понятия не имеет, где ее дочь и чем занимается.

— Она лишь пыталась щадить ваши чувства, мэм.

Миссис Тэттон кивнула и, обхватив себя руками, принялась раскачиваться из стороны в сторону.

— Она хотела спасти от голода меня и мальчика. После ограбления у нас ничего не осталось. Бог свидетель, у нас и до того было очень немного, но после... — Она покачала головой. — Арабелла несколько дней с рассвета до ночи бродила по Лондону, пытаясь найти честное ремесло. День за днем, пока не стерла ноги в кровь, не понурилась от изнеможения. Перед ней захлопнулись все двери до единой. Она заложила обручальное кольцо, оставшееся на память, продала свой плащ и обувь, чтобы не дать нам умереть с голоду. А потом больше нечего стало продавать.

Кроме нее самой.

Его подташнивало от ужаса. При одной мысли о том, через что Арабелле довелось пройти. Ему захотелось кричать от осознания несправедливости жизни, бить кулаком по стене, но он знал, что обязан сдерживаться. Миссис Тэттон и без того расстроена. Он извлек из кармана белоснежный носовой платок и протянул его женщине, которая невнятно поблагодарила его.

— Вы упомянули об ограблении.

Миссис Тэттон удивленно взглянула на герцога:

— Арабелла ничего не рассказала вам?

— Ничего.

— Я не понимаю почему...

Доминик тоже не понимал, но у него возникла одна догадка.

— Арабелла верила, что я — совершенный негодяй. Наверное, она почувствовала себя бесконечно униженной, увидев меня в борделе той ночью.

Арлесфорд умолчал о том, как именно унизил ее дочь, взяв как обычную проститутку, облаченную в облегающее платье и маску, удовлетворяя свою похоть. Эти воспоминания до сих пор мучили его, он понимал, что миссис Тэттон они причинят еще больше страданий. Все, что у нее осталось, — гордость. Он взял руки женщины в свои.

— Мэм, прошу вас, расскажите мне об ограблении.

Миссис Тэттон посмотрела на него так, словно впервые увидела и пыталась оценить, чего он стоит как человек. Она молча вглядывалась в его глаза несколько секунд, которые растянулись на целую вечность, затем наконец заговорила:

— Какие-то негодяи вломились в нашу комнату, сорвав дверь молотком, и обчистили ее до последнего цента. Они забрали все наши вещи, если не считать матраса, из которого вытрясли жалкие остатки наших сбережений, сорвали с Арабеллы даже этот проклятый золотой медальон, который вы ей подарили когда-то. Мы продали большую часть ценных вещей за последние годы, чтобы кое-как сводить концы с концами. Но она упорно отказывалась продавать медальон, хотя ей было больно смотреть на него. — Миссис Тэттон спокойно смотрела на Доминика, ярость отступила, сменившись глубокой печалью и изнеможением. — Вы сделали мою дочь своей любовницей, мой внук — ваш бастард, на них будут смотреть с презрением, избегать. Прошу, Доминик, отпустите Арабеллу, Арчи и меня. Дайте нам денег, чтобы поселиться где-нибудь в другом месте, начать все сначала и сохранить хотя бы видимость респектабельности и уважения к самим себе. Прошу вас, умоляю!