– Господа! А вы знаете, ведь его высокоблагородие прекрасно исполняет романсы! Пётр Иванович, порадуйте нас своим вокалом!

– Просим! Просим! – подхватили остальные, а на этот момент здесь собралось уже десятка три гостей.

– Да я всё больше под гитару, к фортепиано у меня с детства не было способностей, – попытался отказаться Копытман.

Но и гитара тут же нашлась, по виду похожая на цыганскую и, конечно же, семиструнная. Со вздохом приняв инструмент, инспектор принялся перенастраивать её под шестиструнку, а собравшиеся, которых, казалось, стало ещё больше, терпеливо ждали, когда он закончит свои манипуляции. Наконец Пётр Иванович взял подряд три «блатных» аккорда и объявил:

– Первая песня не совсем романс, это своего рода посвящение девушкам, носящим прекрасное имя Лиза. Итак… – Он сыграл вступление и проникновенно затянул:

Исполняя песню, он исподволь косился на Елизавету Кузьминичну, которая, прекрасно понимая, кому адресована эта вещица за авторством неведомого ей Андрея Губина, откровенно засмущалась. Да и остальные гости музыкального салона бросали в её сторону недвусмысленные взгляды. А Пётр Иванович продолжал выводить:

Окончание песни вызвало шквал аплодисментов и криков «Браво!». А Копытман скромно поклонился, подошёл к Лизоньке и поцеловал её затянутую в перчатку ручку.

– Ах, Пётр Иванович, неужели вы это сами придумали?! Как это романтично!

– Действительно, романтично, – с некоторой долей иронии в голосе произнёс судья Мухин, которого инспектор не сразу приметил. – У вас, сударь, талант к сочинительству. Может, исполните нам ещё что-нибудь из своего репертуара?

– Да я…

Впрочем, попытка «отмазаться» успеха не имела, так как общество жаждало от столичного чиновника песен, и пришлось исполнить ещё две композиции. Первая была также лирической – «Звёздочка моя ясная» группы «Цветы» – и также была принята более чем благосклонно. А перед исполнением следующей инспектор объявил, что она посвящена солдатам, павшим на поле брани, и весьма проникновенно спел «Журавли» в стиле Бернеса, делая упор не на вокальное мастерство, а на подачу материала.

Смолк последний аккорд, и в наступившей тишине послышался всхлип. Это одна из дам бальзаковского возраста не выдержала и дала волю чувствам, промокая глаза кружевным платочком. То была Ольга Александровна Петрищева, держательница двух доходных домов. Совсем молодой потеряла мужа, ушедшего воевать с французом, замуж более так и не вышла, одна вырастила дочь.

Мужчины постарше, посуровев лицом, мысленно, похоже, были сейчас там, в боях с французами, где на их глазах гибли боевые товарищи. Вон и у городничего глаза предательски заблестели, а Кузьма Аникеевич тяжело вздыхал, сжимая побелевшими пальцами лацкан своего камзола.

– Сумели вы, сударь, разворошить своей песней мою душу, – наконец произнёс Муравьёв-Афинский. – Позвольте пожать вашу руку!

Городничий рукопожатием не ограничился, ещё и приобнял Петра Ивановича. Следующее рукопожатие было от судьи, к нему присоединились и остальные присутствующие здесь мужчины. Кто-то из них пусть по возрасту и не попал на войну с французом, но многие участвовали в баталиях с персами, турками, воевали на Кавказе, где им приходилось проливать свою и чужую кровь, а также видеть гибель боевых товарищей. Муравьёв-Афинский от избытка чувств достал табакерку, забил в нос понюшку табаку и громко чихнул.

– Весьма, весьма душевно. – Это уже тряс его руку невысокий толстячок лет пятидесяти, чью залысину украшал игривый завиток, выполненный со всей возможной тщательностью и для закрепления смазанный бриолином. – Позвольте представиться – майор в отставке Яков Венедиктович Свидригайлов. Мне тоже по молодости довелось повоевать, ныне же провожу дни в глуши, в родовом имении в Хлопотовке, построенном ещё моим дедом. Лишь по случаю выбираясь в N-ск или в Самару.

– Как же, наслышан о ваших театральных победах, – польстил новому знакомцу Копытман.

– О, вы преувеличиваете, я всего лишь скромный поклонник Мельпомены, – смущённо зарумянился Свидригайлов. – Кстати, третьего дня крестины моей внучки Сонечки, сын и невестка как раз у нас гостят вместе с Софьей, крестить решили в нашей церкви. Поздравить приедут родственники, соседи, а также я пригласил госпожу Мухину, как свою партнёршу по сцене.

Далее последовал поцелуй ручки этой самой Мухиной.

– Обычно незамужних дам на такие предприятия не приглашают, но, считая Елизавету Кузьминичну своим другом, я осмелился сделать такое предложение, и она не отказала. А вы могли бы составить госпоже Мухиной компанию в этой экспедиции и тоже навестить мои пенаты, для меня и моих близких это стало бы честью. А вечером мы планируем дать спектакль «Стрелы Амура» с участием моих людей. Уверяю, вам понравится.

– Отчего бы и нет, с удовольствием развеюсь. Тем более в компании Елизаветы Кузьминичны, если она, конечно, не будет против.

Стоявшая рядом Лизонька не была против, более того, одарила Петра Ивановича многозначительным взглядом, не укрывшимся от вновь зардевшегося Свидригайлова.

– Господа! – воскликнул в этот момент кто-то, только что появившийся. – Идёмте же, там начался сбор пожертвований.

Враз загомонившая толпа дружно двинулась на выход, Пётр Иванович с Лизонькой под руку шли в числе последних.

– Сударь, вы своим выступлением сегодня произвели настоящий фурор, – восхищённо глядя на спутника, произнесла девушка. – Я знала, что вы талантливы, но чтобы настолько…

– Елизавета Кузьминична, право, вы заставляете меня краснеть. Кстати, всё хотел спросить, а на что мы, собственно говоря, жертвуем?

Из объяснений Мухиной выяснилось, что благотворительные взносы идут на постройку приюта для детей-сирот, коих в N-ске и окрестностях было с избытком. Правда, строительство тянулось уже лет семь или восемь, так как с меценатами возникали сложности, в итоге и было решено пожертвования от этого благотворительного бала направить на достройку приюта.

– Что ж, дело благое, – согласился Копытман.

В большой зале сновали лакеи с подносами, на которые гости бала выкладывали ассигнации разного достоинства. Пётр Иванович также совершил пожертвование и с чувством выполненного долга взял очередной бокал шампанского. Он собирался рассказать Лизе парочку пристойных анекдотов, когда вдруг рядом нарисовался Недопейвода. Инспектор с ходу определил, что репортёр слегка подшофе. Это ж сколько шампанского стервец вылакал?!

– Позвольте, Елизавета Кузьминична, припасть к вашей ручке. Я всё, знаете ли, был в делах, делая записи о сегодняшнем мероприятии, однако наконец улучил момент, чтобы засвидетельствовать вам своё почтение.