Если это все было правдой, и существует судьба, которая лепит жизни мужчин и женщин, как может она сомневаться, что вопреки всему, что он сказал, однажды она и граф обретут счастье?

Девушка чувствовала, что вся горит чудом его поцелуев и победой своей любви, благодаря которой она была уже не собой, а преобразилась в кого-то совершенно иного.

Все еще чувствуя, что входит в ворота рая, она тем не менее автоматически делала то, что от нее ожидалось.

Она зашла к отцу в комнату для утреннего поцелуя, и в то время как Джим настаивал, что мистер Колвин должен завтракать в постели, отец сообщил ей, что собирается встать и начать осмотр замка.

— Я должен понять, может ли коллекция Хэвершема соперничать с нашей в Маунтсорреле, — сказал он. — Если нет, я без всякого стеснения сообщу графу правду.

— Конечно, папа. Ты всегда говоришь то, что думаешь.

— Честность — лучшая политика, — с достоинством ответил Александр Колвин.

Он определенно пребывал в гораздо более добром здравии, чем был долгое время, и Теодора почувствовала, что ей не нужно так тревожиться о нем, что бы ни произошло с нею в будущем.

Она спустилась в столовую, где все завтракали, и обнаружила, что пришла первая. Однако вскоре к ней присоединились еще трое гостей.

Граф не появлялся, и она, будучи с ним на одной волне, поняла, как будто кто-то сказал ей, что пока он не смог так же быстро перенастроить себя, как она.

Он, и Теодора была в том уверена, сейчас у себя в покоях, любуется Ван Дейком.

— Какие у вас планы на сегодня, мисс Колвин? — спросил сэр Иэн, когда они кончили завтракать.

— Мой отец скоро спустится, — ответила Теодора. — Поскольку он желает видеть картины, я обойду замок вместе с ним.

— Это может стать для всех доброй поживой, — радостно вскинулся лорд Ладлоу. — Ох, как рады будут все помусолить новость, если коллекция Хэвершема совсем не такова, как все о ней думают.

— Но она такова! — бросилась на защиту того, чего она толком не видела, Теодора. — Картины действительно великолепные! Их только нужно вычистить и привести в порядок, тогда вы сможете увидеть их по-настоящему.

— Это займет какое-то время, — заметил сэр Иэн. — Вычистить, привести в порядок…

— Я сказал бы, на это уйдут годы, — проговорил майор Гауэр, — и у меня такое чувство, что мы все к тому времени состаримся и поседеем.

— Мой отец определенно не будет испытывать гостеприимство графа так долго! — рассмеялась Теодора.

— Уж в этом вы можете не сомневаться! — откликнулся лорд Ладлоу. — Леди Шейла уже строит планы, как бы от вас побыстрее избавиться! Она так и сказала…

Теодора и раньше чувствовала, что ему не по нраву ее вторжение в их компанию, и теперь она получила тому подтверждение. Лорд Ладлоу ей тоже не слишком-то нравился, однако определенных причин для этого у нее не было.

— Не очень-то любезно она выражается, — заметил майор Гауэр.

— Но это факт, — настойчиво повторил лорд Ладлоу, бросая выразительные взгляды на Теодору. — И я уверен, мисс Колвин прекрасно знает, что ее светлость не слишком хорошо переносит других женщин.

Беседа стала для Теодоры невыносимой, и ей не захотелось принимать в ней дальнейшее участие. Она встала из-за стола.

— Пойду посмотрю, готов ли отец спуститься, — спокойно проговорила она и пошла к двери.

Ее поспешного ухода никто не ожидал, и она покинула комнату прежде, чем кто-либо из мужчин мог встать со своего стула, чтобы выказать ей предусмотренное этикетом уважение.

Уже почти закрыв за собою дверь, она услышала слова сэра Иэна:

— Ради бога, Родни, не ухудшай того, что и так плохо. Ты знаешь, какова Шейла! Она готова убить любую женщину, на которую, как ей показалось, Кимбалл отвлекся.

— В этом есть правда, — согласился майор Гауэр. — Она нашла богатенького балбеса и будет царапаться, как тигрица, если он попытается выскользнуть из ее когтей. Упускать такую жирненькую добычу она не намерена.

Теодора поймала себя на том, что подслушивает чужой разговор. Она не собиралась этого делать, но слова, сказанные сэром Иэном в ее защиту, обратили ее в камень. Но через секунду с чувством, что эти слова унижают ее и оскорбляют ее любовь к графу и его любовь к ней, она опрометью кинулась через холл и дальше наверх по ступенькам.

Только возле спальни отца, прежде чем открыть дверь, она в отчаянии спросила себя, как могла она слушать графа, когда он говорил ей о леди Шейле и всех подобных, — как они помогали ему забыться…

И как у нее хватило мужества, чтобы не закрыть ладонями уши?

Не имея душевных сил войти прямо сейчас к отцу и разговаривать с ним, Теодора удалилась к себе. Ей хотелось побыть одной. Услышанное за столом ее отрезвило: граф был прав — она не сможет оставаться в замке под одной крышей с Шейлой Терви! Но уехать отсюда, в то время как она и граф мечтают быть вместе и оба знают об этом, — было свыше ее сил. Теодора не могла и помыслить о расставании! Что делать? Что же теперь делать, спрашивала она себя и не находила ответа.

А ответа и не было, и она бродила одна в тумане — густом, непроницаемом, из которого не видно выхода. Теодора подошла к окну — но впервые не увидела ни красоты сада, ни его цветов, не услышала пения птиц. А слышала только боль в голосе графа, когда он утром поведал ей о своих несчастьях, и видела отчаяние в его глазах.

Девушка снова взмолилась о помощи!

Она чувствовала, что ее мать, которая была так счастлива, поймет, как никто другой, чувства дочери к человеку, которого та узнала совсем недавно, но который, казалось, был с нею рядом с начала времен.

Внезапно дверь позади нее распахнулась. Теодора вздрогнула и обернулась. Леди Шейла! Из плоти и крови. Она возникла на пороге комнаты почти беззвучно, но очень эффектно — в изысканном шелковом пеньюаре поверх кружевной ночной сорочки. Рыжие волосы падали ей на плечи, глаза метали зеленоватые молнии.

Теодора впервые увидела ее лицо без румян и пудры и глаза, не подведенные черным. На разглядывание всех подробностей во внешности той, что чувствовала в ней соперницу, времени не было: леди Шейла, с лицом, искаженным яростью, стала на нее надвигаться, крича. Точнее, голос ее напоминал рычание животного, когда оно ранено.

— Я слышала, вы катались верхом с его светлостью, — яростно набросилась леди Шейла на Теодору. — Как вы смели? Как это вам взбрело в голову улизнуть с ним за моей спиной? Позвольте сообщить вам — вам! оборванке и глупой выскочке! — граф принадлежит мне, мне одной, и как только он освободится от своей сумасшедшей жены, он на мне женится!

Теодора стояла, смотрела и слушала, как беснуется эта женщина. Майор Гауэр был виртуозен в сравнении — леди Шейла действительно напоминала собой тигрицу — даже цветом волос. Но Теодора призвала к себе все свое самообладание и стояла спокойно, не дрогнув ни одним мускулом, хотя внутри нее все закипало гневом и у нее руки чесались дать отпор этой разбойнице, но презрение, которое она испытывала в этот момент к леди Шейле, не позволило Теодоре выйти за рамки приличия.