бороться с большевиками с оружием в руках, и остальные, для тыловой службы в станицах прифронтовой полосы или для принудительных работ под охраной.

По Инструкции заведующему концентрационным лагерем Донской области, подписанной генерал-майором Ёлкиным, предписывалось строго следить, чтобы военнопленные по прибытии в лагерь размещались в специально отведённом бараке, по возможности в день прибытия купались бы в бане, а одежда их дезинфицировалась и проводился медицинский осмотр. Больных надлежало помещать в лазареты. Для наблюдения за санитарным состоянием лагеря создавалась военно-санитарная комиссия с обязательным участием одного из врачей лазарета. В обязанности комиссии входило каждые две недели проводить осмотр санитарного состояния лагеря, «обращая самое строгое внимание на качество пищи и воды», на кухню, одежду военнопленных, баню, прачечную, отхожие места и прочее.

Однако содержание военнопленных мало соответствовало инструкции.

Секретная деникинская сводка сообщала: «Пленных в Азовском лагере свыше 10 тысяч человек, из них около 1 тысячи — больных. Свирепствует, с каждым днём усиливаясь, эпидемия тифа и дизентерии. Крайняя скученность (в каждом бараке находится свыше 500 пленных), недостаток бараков (часть пленных ночует под открытым небом) создают невыносимые условия жизни.

Хлебный паёк в 1/2 фунта хлеба, 1/3 солдатского котелка похлёбки служат дневным пропитанием пленных. У лавки военнопленных идёт торговля остатками одежды. Стража скупает по исключительно низким ценам обувь, платье и пр. Совершенно раздетые и голодные пленные крайне истощены и ослабели. Общее настроение лагеря подавленное. Пленные говорят: „лучше бы нас застрелили на месте, чем заставлять переживать такие ужасы“».

Другая секретная политическая сводка от 29 октября 1919 года гласила: «пленные красноармейцы концлагеря своим жалким видом вызывают к себе сочувствие населения, усиливая тем самым большевистские тенденции в народе». Григорий Черкес, добровольно вступивший в Красную гвардию в январе восемнадцатого года, принимал участие в боях против немцев и белых на Украине. Пятого мая восемнадцатого года в донских степях, в районе станицы Митякинской, в бою его тяжело ранило разрывной пулей в колено правой ноги; контуженный, он лежал без сознания, пока не взяли в плен и не поместили в участковую больницу хутора Мешков, где ему ампутировали ногу. По истечении срока лечения Черкеса отправили в каменскую тюрьму, где он находился с июля восемнадцатого по февраль девятнадцатого года. В связи с наступлением красных её эвакуировали, заключённых погрузили в вагоны без нар и теплушек. Где-то под Каменском, в чистом поле, состав простоял девять суток: вагоны опломбированные, с забитыми наглухо люками; пленные не получали ни воды, ни пищи. На одиннадцатые сутки поезд прибыл в Новочеркасск. Оставшихся в живых отправили в Новочеркасскую тюрьму, а в сентябре Черкес был переведён в Азовский лагерь, там-то он и прошел все круги ада — все пленные были полуодетые, босые, в тряпках лежали на голой земле в бараках, которые не отапливались. Каждый пленный получал четыреста грамм хлеба, борщ раз в сутки с гнилой капустой без картофеля, иногда, в редких случаях, выдавали суп рыбный с тухлой рыбой, это был весь паёк пленного.

Пленные стремились попасть на работы в город, поехать с водовозкой за водой или за хлебом. На эти работы существовала очередь. Местное население жалело несчастных. Проезжали по всей Молокановке и всегда жители давали еду. Поэтому каждый, кому попадала упряжка на привоз воды, считал себя счастливым. Бочку возили четыре-пять человек. Единственным способом вырваться из плена было записаться в Добровольческую армию.

Осенью девятнадцатого года в азовском лагере началась эпидемия тифа, дошло до мобилизации городского населения на рытьё ям для захоронений. Прокурор Новочеркасской судебной палаты, обеспокоенный тем, что положение в Азовском лагере может «крайне неблагоприятно отразиться на деле борьбы с большевизмом и общем успокоении», в представлении начальнику Управления юстиции при Главнокомандующем Вооружёнными силами на Юге России написал: «Условия содержания в этом лагере пленных красноармейцев, часто против воли попавших в ряды советских войск, таковы, что перед ними бледнеют все жестокости немецкого плена. В лагере до десяти тысяч человек пленных, содержащихся в таких антигигиенических условиях, что смертность достигает ста тридцати человек в день. Хоронят умерших ежедневно массами, в общих могилах, едва засыпая трупы землёй, причём медицинский надзор, по-видимому, совершенно отсутствует, и недавно один из погребённых, зарытый живым, ожил, разрыл землю и вышел из могилы. В другой раз красноармеец, которого признали умершим и принесли хоронить, перед погребением встал на ноги. Заключённые доведены до отчаяния, случаи самоубийства часты, и недавно один из заключённых в целях самоубийства бросился на штык часового. Отношение содержащихся в лагере к государственной власти, конечно, самое враждебное…».

Случаи с погребением живых ещё людей случались неоднократно. Обессилевших от голода, больных тифом, потерявших сознание принимали за умерших и хоронили. Некоторым, как отмечалось в рапорте прокурора, удавалось спастись. «Представление прокурора Новочеркасской судебной палаты» заканчивалось словами: «…с точки зрения человеколюбия и в целях обеспечения общественной безопасности необходимо принять самые настоятельные меры, чтобы ликвидировать лагерь самым безболезненным способом». Представление было доложено деникинскому военному министру Лукомскому, который, в свою очередь, из Ростова сообщил в Новочеркасск донскому атаману генералу Богаевскому: «Слухи об указанных в „Представлении“ возмутительных условиях содержания военнопленных в этом концлагере доходили и ранее, и если теперь не принять самых решительных мер к изменению коренным образом условий содержания военнопленных в концлагере…».

Меры не приняли.

Интерлюдия

Второго августа восемнадцатого года, англо-американскими войсками и местными белогвардейцами была свергнута Советская власть в Архангельске. В «правительство Северной области» вошли шесть эсеров, два кадета и «народный социалист» Чайковский (председатель), а военное командование белых на Севере возглавил монархист Чаплин. Новая власть провозгласила своим лозунгом «восстановление попранных свобод и органов истинного народовластия».

Чайковский был по-своему интересный человек: старый народник, полвека боровшийся с самодержавием, ещё до революции руководивший социалистическим кружком «чайковцев», который и получил в истории название в его честь. Казалось бы, отнюдь не царский сатрап и не ретроград, а вполне прогрессивный и передовой деятель. Так, может быть, при нём белая власть имела «человеческое лицо», была более гуманной и человечной?

О нет, о нет! Как раз наоборот, как будто для того, чтобы показать всем, что «дорога в ад вымощена благими намерениями», террор на Севере вышел прямо-таки из всех берегов.

Именно «демократическое» белое правительство Северной области во главе с благообразным старичком-народником Чайковским умудрилось пропустить через свои лагеря и тюрьмы более шестнадцати процентов жителей области (за решётку попало пятьдесят тысяч из трехсот тысяч населения, каждый шестой).

Для понимания масштабов сравним размах «чайковского» террора, скажем, с «1937 годом». Население СССР составляло в 1937 году сто шестьдесят два миллиона человек, следовательно, для равенства с масштабами «чайковского» террора арестовать следовало