рос с отцом и дедушкой, которые управляли гостиницей, поэтому часто ел тут. Кормили меня обычно на кухне, за одним столом с Луиджино и его женой. Она помогала ему готовить. Вместе с Доменикой они заменили мне мать. Я мог есть почти все, что душе угодно, но больше всего любил креспелле и крольчатину.

– Кролик мне не очень нравится, – вставила Аннабель, – но вот этих блинчиков попробовать уже не терпится.

Бутылку на стол поставили без этикетки – молодое вино от Эрнесто, который попросил Калоджеро предупредить, что оно еще не успело набрать полную силу. Тем не менее все дружно согласились, что вино превосходное, и Луиза была рада, что и Аннабель похвалила его.

– Потрясающее, – сказала она. – Так именно это вино и станет фирменным?

– Скорее всего. – Луиза достала из сумки сложенный листок бумаги. – Раз уж вы оба здесь, я бы хотела услышать ваши мнения. У меня тут несколько вариантов новой этикетки с логотипом компании и названием гостиницы. Которая вам больше нравится, если нравится вообще?

Решение было принято быстро: все согласились, что лучший – эскиз пером и тушью с изображением гостиницы и надписью сверху: «Барбера дель Гранд-отель». Луиза не могла нарадоваться, глядя, как оживился Вито, и делала все, чтобы поддерживать в нем этот настрой и дальше во время ужина. Однако через полчаса, когда они уже покончили с закусками, Аннабель затронула тему, которой они тщательно избегали.

– Ну как ты, Вито? Я так рада тебя видеть. Молодец, что выбрался к нам. Ну что, все уже позади, ты снова радуешься жизни? – увидев, что он бросил быстрый взгляд на Луизу, она добавила: – Я рассказала Луизе про Августу.

Вито сразу помрачнел и опустил глаза, и Луиза подумала, что должна что-то сказать.

– Вито, очень-очень соболезную. Наверное, это было ужасно.

Ответа пришлось ждать почти минуту.

– Да, это было и в самом деле ужасно. – Он взял бокал и глотнул вина. – Конечно, прошло много времени, но есть вещи, которые не забываются.

Аннабель взяла его за руку.

– Да, никогда не забуду тот страшный день, когда узнала об этом… Но жизнь должна продолжаться. Здорово, что у тебя хорошая работа в Туринском университете. Рада, что тебе удалось начать все сначала.

Он кивнул, но и на сей раз ответил не сразу.

– Да, это было непросто.

– Могу себе представить. О, Вито, мне так тебя жалко.

Да, подумала Луиза, если разговаривать подобным тоном, настроение у него вряд ли поднимется. Ей захотелось оживить мрачную атмосферу, но Луиза сразу отказалась от этой идеи: она плохо знает обоих, и лучше пока не вмешиваться. Природное чутье так и подталкивало ее: встань, подойди к нему, обними, пусть почувствует теплую поддержку… Но она заставила себя просто сидеть и наблюдать.

Последовала еще одна долгая пауза, потом Вито наконец оторвал глаза от бокала. Его взгляд встретился с взглядом Луизы, и она увидела, что Вито охватили эмоции, которые вот-вот выльются на поверхность.

– Я хочу задать вам обеим интимный вопрос, – сказал он. – Вы когда-нибудь в жизни любили? Я имею в виду, по-настоящему?

Столь личный вопрос застиг Луизу врасплох, и она ждала, что скажет Аннабель. То, что Аннабель ответила – и особенно то, о чем она умолчала, – Луизу заинтриговало.

– Да, думаю, я любила, вернее, люблю.

– Думаешь, что любишь, или любишь на самом деле? – хрипло спросил Вито.

Аннабель несколько секунд молчала.

– Да, люблю… – нерешительно проговорила она. – Ну, в общем, почти уверена в этом. – Она бросила быстрый взгляд на Луизу. – Ну а вы, Луиза, что скажете? Вы любили своего парня до того, как у вас все полетело к черту?

Луиза никак не смогла совладать с собой и густо покраснела.

– Думала, что любила, но сейчас уже не очень уверена. И вовсе не из-за того, как именно у нас все закончилось.

– А как все закончилось? – спросила Аннабель.

Она сделала большой глоток вина, и Луиза последовала ее примеру. Луизе казалось, еще немного, и она не выдержит напора чувств и расплачется.

– Я застала его в постели с другой женщиной.

– О боже милостивый… как это ужасно. – Аннабель выглядела потрясенной.

– Да, это было ужасно, но, если честно, теперь я понимаю, что не любила его так, как своего университетского парня много лет назад.

– А с ним что произошло?

– Уехал в Америку. Предпочел не меня, а карьеру.

Ей очень хотелось поскорее закрыть тему своих сердечных ран двенадцатилетней давности. Луиза повернулась к Вито:

– А почему вы спрашиваете?

– Просто интересно. Существует много разных уровней привязанности к человеку: от увлеченности к страсти и затем к одержимости, но любовь бывает только одна, во всяком случае я так считаю. Она не разделима ни на какие уровни, она абсолютна: любовь есть любовь, и больше ничего.

Он проговорил это таким голосом, что под столом послышалось шевеление. Появилась собачья голова, большие карие глаза Лео устремились на хозяина, а на ногу Вито в знак поддержки легла крупная мохнатая лапа. Вито не улыбнулся, но выражение его лица несколько смягчилось.

– И если ты когда-нибудь любил, – продолжил он, – то знаешь, что больше в жизни ничего подобного уже не будет. – Он поднял голову и одновременно погладил пса. – Сейчас у меня все хорошо, по крайней мере физически я здоров, но я прекрасно понимаю, что возможности полюбить мне больше не представится. Я знаю, что такое истинная любовь… любовь – это настоящее чудо на земле, но считаю, что повториться она не может.

– Ох, Вито… – сказала Аннабель, продолжая сжимать его руку. – Ты не должен так думать. Да, ты любил, ты потерял возлюбленную, но это вовсе не означает, что ты не сможешь полюбить снова.

– Позволь не согласиться с тобой. – Вито глубоко вздохнул. – Но послушай, у меня действительно все хорошо. Карьера идет в гору, денег в банке хватает, лучший в мире друг положил морду мне на колено, я в компании двух прекрасных женщин. Так что на твой первоначальный вопрос отвечу так: все хорошо.

Ничего больше вытащить из него так и не удалось. Аннабель постепенно перевела разговор на их общих с Вито друзей, мероприятия, где оба бывали, события из прошлого – Луиза слушала, но в голове у нее вертелись его слова о настоящей любви, о том, что она в его жизни случилась и он знает, что больше такое не повторится. В этом было нечто в высшей степени безнадежно печальное – конечно, для него самого, но, возможно – лишь возможно, – для нее тоже.

Было уже почти десять часов, когда Вито встал, извинился и указал на