неприятное. Пусть мальчишки запомнят его живым. Гроб будет закрыт. Влад всю организацию взял на себя. Кто-то из компании ему помогает. Хочешь, я или Санька останемся с тобой?

– Как мама Максима? – спросила Даша.

– Держится. Я увез их с мужем домой. Завтра утром они придут сюда. Ребят мы накормили, правда, поели они плохо. Тебе бы выпить чай или кофе. Ты знаешь, который час? Семь вечера. Поднимайся, умывайся и иди в кухню.

Сыновья обняли мать, проводив ее на кухню. Здесь сидели Санька, Влад и Маргарита Николаевна.

– Я в порядке, ребята. Присаживайтесь к столу, поговорим под чай, – говорила Даша, оглядывая собравшуюся семью за столом. – Саша сделай мне кофе. – Рита, ты поможешь мне с одеждой? Что нужно для траура? – Влад, говори все, что сочтешь нужным, а ты, пап, доставай все, что есть в холодильнике. Может, кто голоден. День был для всех трудным.

– Даша, я тебе все привезла, – ответила Маргарита Колосова. – Пакет стоит в твоей спальне. Мальчикам выбрала темные вещи. Утром мы приедем с папой, а Саша останется с тобой.

– Даня, я Ирине позвонил. Она приедет завтра прямо туда, – говорил Санька, обнимая сестру за плечи.

– Даша, меня с утра не будет. Ты ни о чем не переживай, я все организовал, что нужно сделал, – говорил Влад, положа свою руку на ее ладонь. – Тебе самой что-нибудь нужно?

– Спасибо. Вы езжайте по домам до завтра. Вам всем нужно отдохнуть, – говорила она негромко, заметив фотографию Максима в рамке с траурной лентой. – Он на этом фото такой счастливый. Ты выбрал удачный снимок. Портрет заказал? – обратилась она к Владу.

– Портрет готов, а вещи для Макса, я взял в шкафу по совету Никиты, – ответил Влад. – Прости, Даша, я должен сейчас уйти.

Ночь, как и следующий день, дались Даше с трудом. Сыновья не отходили от матери. В траурном зале не было громких рыданий, здесь стояла тишина. Были только слезы, которые не кончались. Сквозь пелену слез, Даша смотрела на гроб, как будто ее взгляд мог вернуть ей мужа. Положа руку на крышку, она погладила мягкую обивку, как это делала каждое утро, гладя Максима по щеке, чтобы разбудить его ото сна. Потом было кладбище, поминальный обед и квартира, в которой уже никогда не будет Максима. На следующий день, утром Даша ехала на могилу мужа с сыновьями. Положив свежие цветы, она негромко разговаривала с ним, когда рядом остановился Громов.

– Я не сошла с ума, если Вы об этом. Я не успела сказать ему очень многого. Возможно, он меня услышит сейчас, – говорила она, не поворачивая головы в его сторону.

– Примите мои соболезнования, – сказал Громов, касаясь рукой ее плеча. – Простите меня.

– Они не вернут мне мужа, ребятам отца, а родителям сына. Я Вас ни в чем не обвиняю, но я и не знаю, как мне дальше жить? Как мне поднимать одной сыновей? Как не дать родителям Максима сойти с ума от горя? Подскажите, ведь Вы потеряли дочь. Скажете, что время лечит. А сколько времени понадобится и хватит ли его у меня? Хватит ли сил пережить это время и не сломаться? – тихо говорила Даша, глядя перед собой. Мы так мечтали поехать на юг, купили билеты, а вместо отдыха на море, мой муж нашел покой в могиле. За что? Мне всего тридцать три, а я уже вдова. Вам тяжело и Вы чувствуете свою вину, а за мной нет вины, а больнее втрое. Рядом с Вами два осиротевших мальчишки. Чем они помешали Вашей дочери? Мы с ней едва знакомы. Она, ради своего каприза, сделала несчастными две семьи. Это не жестоко, это бесчеловечно. Дай Бог, Вам пережить свою трагедию. Прощайте.

Даша вернулась с сыновьями домой, где ее ждали к обеду мать и отец Максима Егорова.

– Даша, давай отправим ребят на море. Жизнь, девочка моя, продолжается, а они дети, – предложил отец Максима. – Отведем девять дней и пусть бы ехали.

– Вы поедите с ними? – спросила Даша. – Я сама не готова к поездке. С кем я их отправлю?

– Мы после девяти дней поедем до сороковин к дочери Лике. Что-то у нее случилось, раз не приехала на похороны брата, – говорила мать Максима.

– А что она сама говорит? – поинтересовалась Даша.

– Мы разговаривали с зятем. Это он сказал о том, что она не приедет. Вот мы и волнуемся.

– Ребята меня поймут. Не получится в этом году, поедем в следующем. Я выйду на работу и перенесу отпуск на другой период, если получиться, и поедем позже. Меня беспокоит сейчас одно: почему я не посмотрела на плечо Максима, где остался след от татуировки? Почему я забыла об этом? Я цепляюсь за любую мелочь, чтобы не принять то, что его больше нет.

– Даша, ты узнала кольцо и вещи. Они были на нем, – говорил Лев Борисович. – Не терзай себя, смирись, девочка моя.

Их разговор прервал звонок смартфона Даши. Звонил отец.

– Дашенька, мы поговорили с Санькой и решили: он возьмет свою Дашу и поедет с ребятами в Сочи. Ирина не против поездки. Через две недели они вернуться, – говорил отец. – Тебе только следует переоформить билеты и поговорить с хозяйкой пансионата. Саша подъедет к тебе вечером. Собирай детей.

– Спасибо, папа. Я сделаю все, что нужно. – Сыны мои милые, вы поедите в Сочи с дядей Сашей и Дашей? Билеты куплены, проживание и питание оплачено. Что скажите? – обратилась она к ребятам.

– А ты, мама, останешься дома? – спросил Никита.

– Я сынок выйду на работу, а отпуск возьму, когда вы пойдете в школу или осенью, или зимой. Бабушка с дедушкой уедут к дочери. Мне будет проще на работе. Папа всегда говорил: «Живите сегодня».

Дарья переоформила билеты, оформила разрешение на вывоз детей, чтобы у брата не было проблем с детьми, перевела Саше на карту деньги и предупредила хозяйку об изменениях в составе семьи. Поминальный обед прошел в квартире Даши, куда вернулись после кладбища. С фотографии с траурной лентой на них смотрел Максим и улыбался.

Проводив детей с Александром на отдых, Дарья вышла на работу. Коллеги сочувствовали ей, а некоторые были довольны тем, что свой отпуск у них начнется раньше. Ближе к обеду, на ее смартфон пришло сообщение о пополнении счета. Отправителем был Громов. Дарья не стала звонить ему и выражать какую-либо благодарность, ведь она не просила этих денег. Через день ей позвонили из компании, где работал Максим, и просили получить сумму по страховке. До десятого июля Даша жила по одному графику. Подъем,