Кто с властителем делит его? Путь далек от усопших до мира живых.    Сколько лет, как в разлуке они, И ни разу подруги погибшей душа     Не вошла в его тягостный сон… Из Линцюна даос, знаменитый мудрец,     Пребывавший в столице в тот век, Чист был сердцем и высшим искусством владел     Души мертвых в наш мир призывать. Возбудил сострадание в нем государь     Неизбывной тоскою по ней, И, приказ получив, приготовился он     Волшебством государю помочь. Как хозяин пустот, пронизав облака,     Быстрой молнией он улетел. Был и в высях небес, и в глубинах земли —     И повсюду усердно искал. В вышине он в лазурные дали проник,    Вглубь спустился до Желтых ключей, Но в просторах, что все распахнулись пред ним,    Так нигде и не видел ее. Лишь узнал, что на море, в безбрежной дали,    Есть гора, где бессмертных приют. Та гора не стоит, а висит в пустоте,    Над горою туман голубой. Красоты небывалой сияют дворцы,    Облака расцветают вокруг, А в чертогах прелестные девы живут,     Молодых небожительниц сонм. Среди этих бессмертных есть дева одна,     Та, чье имя земное Тай-чжэнь, Та, что снега белее и краше цветка,     Та, которую ищет даос. Видя западный вход золотого дворца,     Он тихонько по яшме стучит. Он, как в старой легенде, «велит Сяо-юй     Доложить о себе Шуан-чэн».[135] Услыхавши о том, что из ханьской земли     Сыном неба к ней прислан гонец, Скрыта пологом ярким, тотчас ото сна     Пробудилась в тревоге душа. Отодвинув подушку и платье схватив,    Чуть помедлила… бросилась вдруг, И завесы из жемчуга и серебра    Раскрывались послушно пред ней. Уложить не успела волос облака    В краткий миг, что восстала от сна. Сбился наспех надетый роскошный убор.    В зал сошла, где даос ее ждет. Ветер дует в бессмертных одежд рукава;     Всю ее овевает легко, Словно в танце «Из радуги яркий наряд,     Из сверкающих перьев убор». Одиноко-печален нефритовый лик, —    Плачет горько потоками слез Груши свежая ветка в весеннем цвету,    Что стряхнула накопленный дождь. Скрыв волненье, велит государю сказать,     Как она благодарна ему: «Ведь за время разлуки ни голос, ни взгляд     Не пронзали туманную даль. В Осиянном чертоге, где жил государь,    Прервалась так внезапно любовь. На священном Пэнлае в волшебном дворце    Долго тянутся длинные дни. А когда я смотрю на покинутый мной    Там, внизу, человеческий мир, Я не вижу столицы, Чанъани моей,    Только вижу я пыль и туман. Пусть же вещи, служившие мне на земле,    Скажут сами о силе любви. Драгоценную шпильку и ларчик резной    Государю на память дарю. Но от шпильки кусочек себе отломлю