– А это что? – Виктор Викентьевич развернул бумажный прямоугольник. – Это же карта! – восхищенно ахнул он.

– Угу, – охотно согласился ирландец, заполняя рот галетами, – и маршрут прочерчен. И компас есть. Все в порядке, русский, – прошамкал он набитым ртом, – по маршруту-то мы в два счета до людей доберемся и остальных пассажиров вызволим.

Пока бывший рокер поглощал сухой паек, Виктор Викентьевич сам приступил к осмотру машины. Кроме всего прочего, он нашел несколько фальшфейеров и ракетницу.

План созрел моментально. Еременко поднял оружие и не раздумывая выстрелил в своего напарника. Целился Еременко в голову, но поскольку в своей жизни с оружием дело имел только в годы далекой армейской службы, выстрел оказался не таким точным, как рассчитывал новоявленный мультимиллионер. Пистолет повело вверх, и ракета с шипением впилась в плечо застывшего от удивления О’Брайана. Впрочем, удивление ирландца было не долгим. Он упал на спину, бросил на горящее плечо несколько комьев снега и со звериным рыком бросился на обидчика. Не ожидавший от противника такой прыти, Виктор Викентьевич отойти в сторону не успел, и в мгновение ока был сбит с ног тяжеловесным ирландцем. Еременко попытался было ударить нападавшего по голове тяжелой ракетницей, но бывший рокер даже раненый оказался чертовски изворотливым, и оба теперь уже смертельных врага, сцепившись мертвой хваткой, стали кувыркаться по снегу в опасной близости от пропасти, прекрасно понимая, что кто-то один из них навсегда останется лежать в этом месте острова Гренландия…

Виктор Викентьевич вряд ли посмел бы совершить столь необдуманный с его стороны поступок, знай он, что за схваткой его и О’Брайана будет наблюдать еще одна пара глаз. Приставленный для круглосуточного наблюдения за Еременко старший лейтенант Шулипов, словно ищейка, все это время шел за парой путешественников, стараясь держаться на почтительном расстоянии. Сделать это ему было нетрудно. Снегу намело столько, что следы ушедших вперед путников легко читались. Даже можно было определить, в каком месте и на сколько времени парочка останавливалась для привала.

Зачем вообще Константин Валерьевич пустился играть в этих казаков-разбойников, он и сам представлял с трудом. Первоначальный позыв был скорее служебный. И чувство самосохранения в тот момент было напрочь заблокировано. Только пройдя добрый отрезок пути, старший лейтенант понял, что назад ему уже не дойти, как бы он ни старался. Единственное, что он мог предпринять – это догнать идущих впереди таких же, как он, горемык хотя бы для того, чтобы, если кто-то из троицы все же дойдет до людей, сообщить, где искать не только спасшихся пассажиров, но и отставших по пути отправившихся за помощью добровольцев. В противном случае о местонахождении Шулипова вообще никто ничего не узнал бы. И никто и пальцем бы не пошевелил, чтобы узнать о его судьбе.

Замерзать в снегах Константину Валерьевичу не хотелось, и он прибавил шагу, напрягая последние силы. Его наскоро сделанные из крышек чемодана снегоступы развалились после первого же километра пути, но старший лейтенант упорно подстегивал себя, стараясь нагнать своего земляка и ирландца.

И в этот момент впереди, как раз в том направлении, куда ушла эта парочка, затарахтел двигатель.

– Господи, – прошептал Константин Валерьевич посиневшими губами, – только не это… – и со всей мочи припустился бежать, то и дело падая и проваливаясь по пояс в снег, ежесекундно рискуя либо провалиться в расщелину, либо просто подвернуть ногу или расшибиться о припорошенный снежком кусок льда.

Ему было отчего торопиться. В этой безмолвной пустоте звук мотора означал жизнь. И до нее было – рукой подать. Если О’Брайан и Еременко наткнулись на людей, то они сейчас и уедут, поскольку понятия не имеют, что за ними в какой-нибудь сотне метров идет еще один человек с пострадавшего самолета. Да и откуда им было знать, если Шулипов всячески старался скрывать свое незримое присутствие?

И вот сейчас, если путники укатят до того, как их окликнет Константин Валерьевич, то для старшего лейтенанта это может означать только одно – верную гибель. Поэтому и бежал он без оглядки, не обращая внимания на подстерегавшие коварные опасности, никакой разницы для него уже не было – свалится он в пропасть сейчас или окоченеет спустя час-другой…

К великой радости старшего лейтенанта, шум двигателя не удалялся, а, наоборот, становился все ближе и ближе. Константин Валерьевич наткнулся на широкий разлом, увидел переброшенный через него естественный снежный мостик. Приглядевшись, совсем рядом увидел и темное пятно, от которого исходило тарахтение двигателя, разглядел и яркую вспышку. Что могло означать последнее, старший лейтенант не знал. Да и особо задумываться ему было некогда, и Константин Валерьевич осторожно вполз на мостик, опасливо преодолевая сантиметр за сантиметром.

Однако на той стороне он не стал кричать, махать руками, привлекая к себе внимание, и звать на помощь. Впереди он действительно увидел работающий снегоход, возле которого, тяжело пошатываясь, бродил Еременко. Ни О’Брайана, ни кого бы то ни было другого возле машины не было, и это насторожило фээсбэшника. Старшему лейтенанту как-то не пришло в голову, что посреди белого безмолвия может оказаться брошенный кем-то бесхозный снегоход. Но даже если было бы и так, то куда мог подеваться напарник Виктора Викентьевича? И что это была за вспышка, которую старший лейтенант видел минуту назад?

По идее, Константин Валерьевич должен был бы со всех ног броситься к Еременко, к работающей машине, к жизни, но профессиональное чутье, даже не чутье, а инстинкт, шестое чувство направили Шулипова в противоположную сторону. Вместо того чтобы подойти к Еременко, старший лейтенант укрылся за каким-то подвернувшимся невысоким ледяным выступом. Для верности Константин Валерьевич еще набросал на себя снег и стал наблюдать, дожидаясь появления О’Брайана, хозяина снегохода или кого-то еще. Лишний раз мозолить Виктору Викентьевичу своим появлением глаза старшему лейтенанту совсем не хотелось. Вряд ли Еременко обрадовался бы ему. Фээсбэшник прекрасно знал, что новоявленный мультимиллионер не был вооружен, и при всем своем желании справиться с бойким ирландцем он не смог бы. Значит, О’Брайан где-то здесь, неподалеку…

Ждать Константину Валерьевичу пришлось недолго. Все еще тяжело дыша, Еременко постоял несколько минут возле снегохода, восстановил дыхание, потом нагнулся, взял какой-то предмет и потащил его в сторону расселины. Присмотревшись, Шулипов понял, что этим предметом как раз и был ирландец. По тому, как беспомощно свисали мощные руки О’Брайана, Константин Валерьевич понял, что бывший король рок-н-ролла мертв. В плече ирландца старший лейтенант разглядел и огромную жженую рану, оплавленную, словно к этому месту собирались приварить кусок железа. Запах горелого мяса густо витал и в воздухе.

О выстреле из ракетницы Константин Валерьевич не догадался, но понял, что только что между ирландцем и Виктором Викентьевичем произошла стычка, в результате которой сильный и добродушный О’Брайан оказался повержен.

Было нетрудно догадаться о развязке этой драматической коллизии. Сейчас новоявленный убийца столкнет тело в пропасть, к которой Еременко и волок мертвого ирландца, избавится от следов преступления, а затем сядет на снегоход и уедет. К тому, в общем-то, и шло. И Константин Валерьевич мучительно соображал, что же он может предпринять.