– Мешок потащу я!

– Не смеши меня, – отмахнулась бабушка. – Ты хотя бы представляешь, сколько нужно проползти ступенек, и это – в темноте!

– Я не пущу тебя с такой тяжестью на кран!

– А вот это видел? – Она резко вздернула правую руку, напрягая бицепс.

Кортик пощупал его и продемонстрировал свой. Бабушка Соль огляделась в отчаянии.

– Пойми, я с пятнадцати лет в цирке! Я работала гимнасткой под куполом.

– Да хоть дрессировщицей крокодилов! Я все равно не понимаю, почему ты должна тащить наверх эту трубу! Ее потащу я!

– Объясняю – почему. Потому что после двадцати метров лестницы ты выдохнешься, и у тебя будет только один вариант – сбросить тяжесть вниз и попробовать спуститься самому.

– А ты не выдохнешься? – возмутился Кортик.

– А я неделю назад ныряла с нехилым аквалангом на глубину пятьдесят метров! Ладно, успокойся. – Бабушка перевела дух и сменила тон. – Значит, Атила сможет жить в башенном кране, только если у него будет эта труба, так?

– Так! – крикнул я. – Я сам ее затащу в этом мешке, помогите мне его надеть.

– Атила, это не для твоего горба, – умерил мой энтузиазм Кортик.

– Хорошо, – кивнула бабушка Соль. – Давай соревноваться. Кто больше раз отожмется от земли, тот и полезет с трубой на кран.

– Бабушка!.. – улыбнулся Кортик.

– Хватит жалобных интонаций в голосе! У меня есть имя. Ассоль. Можешь употреблять любые производные. Есть еще одна проблема, о которой вы не подозреваете. Кабина наверху может быть заперта. Ну, что скажете? – Она жестом фокусника достала откуда-то странную загнутую железку. – Только не говори, чтобы я и отмычку тебе передала, ты все равно не умеешь ею пользоваться!

– Ладно, я могу спокойно отжаться сто двадцать раз, а ты сколько? – прищурился Кортик.

– Некорректно вопрос поставлен, – заявила бабушка, натягивая замшевые перчатки. – Что значит – сколько? За какое время? За час? За полчаса? На одной руке? На обеих? Моя дневная норма – двести. Но это так, для поддержания тонуса. А когда я работала в цирке…

– Пусть она лезет! – не выдержал я. – Кортик, отдай ей трубу, пусть она лезет!

– Что значит – она? – Бабушка для своего возраста имела отменный слух. – Ты полезешь со мной. Ты думаешь, я потащу это изделие для собственного удовольствия? Нет, дорогой Атила, только из-за тебя!

– Мне от вас плохо! – Кортик схватился за виски. – Я ничего не понимаю.

– Послушай, – прошептал я Кортику в самое ухо, – согласись с нею, пусть лезет. Она надеется нас разлучить, неужели не понимаешь? Дай ей надежду хотя бы на эту ночь. И честное слово, ты ведь точно свалишься. Здесь почти пятьдесят метров высоты. Давай оценим реальные ресурсы. Я провисел треть жизни на кольцах над унитазом, твоя бабушка – циркачка. Постой спокойно внизу и подожди. Езжай в эту кондитерскую. Завтра встретимся.

Я глубоко вдохнул, расставил руки в стороны и закричал:

– «Подступай к глазам, разлуки жижа! Сердце мне сентиментальностью расквась!»

– Лезь уже! – подтолкнула меня в спину Соль.

Я полез, продолжая декламировать:

– «Я хотел бы жить и умереть в Париже, если б не было такой земли – Москва!»[3]

– Хорошо! – громко сказал Кортик. – Я подожду.

Он сидел под краном и сильно замерз. Когда Соль спустилась, то не сразу села в машину, а стащила перчатки и попробовала закурить. Ее руки дрожали.

– Ты умеешь водить? – спросила она.

– Я? – Кортик оживился. – У меня нет прав, но Павел Игнатьевич…

– Ты умеешь водить машину? – повысила голос Соль.

– Умею.

– Ну вот, о правах никто не спрашивает. Садись за руль. Я скажу, куда ехать.

Они остановились у двухэтажного особняка с надписью… Эта неоновая надпись – красная на ярко-желтом фоне – расплывается, не могу разглядеть… «Сладкие»… Что-то сладкое.

Только утром я направил подзорную трубу, прочитал мерцающую надпись и обалдел. «Сладкие губки»!

– На первом этаже у нас основной кондитерский цех, небольшая кофейня и выставочный зал. – Соль махнула рукой, утаскивая Кортика по лестнице вверх. – Здесь живу я с девочками, они – в левом крыле, а нам с тобой сюда…

В полутемном коридоре пахнет приторным счастьем и духами.

– Это будет твоя комната, проходи, сейчас включу свет. Ну? Здорово?

Кортик осмотрелся, потом неуверенно потрогал свисающий над большой кроватью полог. Комната больше напоминала устланную бархатом коробочку с драгоценностями, и пахло в ней соответственно – сладкой жизнью. Кресла – вычурные, на стенах – гобелены, на полу – толстый ковер, на невысоких столиках – выставка обнаженных статуэток в рискованных позах. В углу, рядом с торшером в восточном стиле – бахрома, висячие мерцающие камни – жиреет фикус. И два диванчика – не диванчики, а вытянутые в длину кресла, чтобы удобно было устроить ноги.

– Садись. Сейчас девочек приведу знакомиться.

Соль вышла. Кортику показалось, что «девочки» стояли на изготовку под дверью – они вошли тут же. От неожиданности Кортик вскочил.

На «девочках» были только босоножки на высоких каблуках и фартучки с рюшками. Завязывалась эта «рабочая одежда» на шее – к груди спускался ворох прозрачных кружев – и на талии, низ живота прикрывал кокетливый полукруг с изящным накладным кармашком в виде сердечка. На блондинке был черный фартук, на брюнетке – белый. Полная грудь блондинки с презрением ко всяким там рюшечкам вызывающе торчала большей своей частью наружу. У брюнетки из всей почти неразвитой груди виден был только левый темный сосочек, заинтересованно выглядывающий из кружев.

– Какой хорошенький! – всплеснула руками блондинка.

– Да уж, мальчик что надо вырос, – низким голосом заявила брюнетка.

Бабушка Соль предложила познакомиться. Блондинку нужно называть Ваниль, а стремительная грубоватая брюнетка – Эйса.

– Это мой внук, Икар. Увезла его из психушки, – коротко представила Кортика бабушка.

Эйса подошла к Икару, взяла его за подбородок и заставила посмотреть ей в глаза.

– Работы будет много, но материал не очень запущенный, – оценила она.

– Руками не трогать, – спокойно отреагировала бабушка Соль.

– А как же тогда… – растерялась Ваниль.

– Только в лечебных целях. Еще научите его носить фартук и делать вид, что он мастер в изготовлении крюшона и суфле.

– Фартук? – похолодел Икар.

– Кстати, где Касабланка? – спросила Ассоль.

– Шоколадный пудинг с ромом и цукатами, – отрапортовала Ваниль. – Заказ на десять вечера.