Я вернулся на лестничную площадку, поднялся на несколько ступенек по верхнему пролету и тут был вынужден остановиться. Сквозь слезы от дыма и сквозь клубы его самого я увидел наверху какой-то колеблющийся свет.

Пожар.

Дом подожгли одновременно с двух сторон – снизу и сверху. Сумасшедшие детишки продолжали свою игру, но теперь мне казалось, что их здесь не один и не два, а намного больше. Я припомнил своих многочисленных преследователей, которые словно из-под земли выросли на заднем дворе похоронного бюро, будто Сэнди Кирк обладал способностью поднимать мертвецов из могил.

Я вновь кинулся вниз по ступеням – к глотку спасительного воздуха. Я обязательно найду его, и именно там, внизу, поскольку дым и пламя всегда поднимаются вверх, оставляя внизу чистый воздух, которым они и питаются.

Каждый вдох вызывал у меня новый приступ кашля, заставлял задыхаться и из-за этого бояться еще больше. Поэтому я задерживал дыхание до тех пор, пока не оказался в прихожей. Там я упал на колени и, распластавшись на полу, сумел наконец вдохнуть. Воздух был горячим и отдавал горечью, но все в мире относительно, и сейчас он показался мне более живительным, нежели ласковый бриз с Тихого океана.

Однако я не мог позволить себе валяться на полу и ожидать мучительной смерти от удушья. Я провел в таком положении ровно столько времени, сколько понадобилось, чтобы, прочищая легкие, сделать несколько глубоких вдохов и отплеваться от попавшей в рот гари.

Затем я поднял голову, желая выяснить, на каком расстоянии от пола держится спасительный слой воздуха. Не очень высоко – сантиметров на десять-пятнадцать. Тем не менее этого скудного воздушного запаса должно было хватить мне на то время, пока я буду выбираться из дома.

Хорошо хоть не загорелся ковер, иначе я был бы лишен и этого.

Свет в доме по-прежнему не горел, клубы дыма заполняли все пространство. Ожесточенно работая руками и ногами, я по-пластунски пополз в том направлении, где, по моим расчетам, должна была находиться входная дверь – ближайший ко мне выход из дома.

Вскоре я на что-то наткнулся, и, судя по всему, это был диван. Значит, я сбился с правильного курса по крайней мере на девяносто градусов, прополз под аркой и оказался в гостиной.

Теперь, находясь в пространстве относительно чистого воздуха возле самого пола, я уже видел, что густая пелена дыма подсвечивается оранжевыми сполохами огня. Так выглядит гроза, когда ее наблюдаешь сверху, через иллюминатор самолета. Поскольку я находился в лежачем положении, зеленое ковровое покрытие выглядело широкой, уходящей вдаль лужайкой, которую освещают далекие зарницы. А узкая полоса животворного воздуха под сплошной пеленой дыма показалась мне каким-то новым миром, куда я попал, шагнув в дверь, ведущую в другое измерение.

Мутные вспышки пламени были, однако, недостаточно яркими, чтобы с их помощью я мог определить, в какую сторону ползти. Стробоскопическое мерцание еще больше сбивало меня с толку, к тому же усиливая страх.

До тех пор пока не было видно самого пламени, я успокаивал себя тем, что оно еще далеко, что горит где-то в глубине дома, но теперь притворяться перед самим собой стало уже невозможно. Всматриваться в пламя тоже не имело смысла. Это лишь усиливало мой страх и не давало никаких подсказок: я не мог определить, горит ли огонь в нескольких сантиметрах или в нескольких метрах от меня, приближается ли он ко мне или удаляется.

Либо начало сказываться пагубное действие дыма, попавшего в мои легкие и я утратил чувство времени, либо поджигатели использовали бензин, но мне казалось, что огонь распространяется с немыслимой быстротой.

Полный решимости вернуться в прихожую, я несколько раз судорожно глотнул ставший еще более горьким воздух и снова пополз, отталкиваясь от ковра локтями, а затем подтягивая тело. То и дело я ударялся об углы мебели. Вскоре с силой врезался головой в кирпичную стенку камина. Я находился еще дальше от прихожей, нежели прежде. Но не лезть же мне в камин, а затем через трубу и на крышу, словно Санта-Клаус, который возвращается к своим саням!

Я почти ослеп. Невыносимая головная боль раскалывала мой череп по диагонали – от левой брови к правой части затылка. Глаза щипало от дыма и ручейков соленого пота. Меня больше не тошнило, но зато я все время давился от омерзительных струек дыма, которые уже вились даже здесь, у самого пола. Мне начинало казаться, что я не выживу.

Я изо всех сил напрягал память, пытаясь вспомнить, где располагался камин по отношению к входной арке, затем пополз под углом от камина и… уткнулся головой в стену.

Мне казалось абсурдным то, что я не могу найти выход. В конце концов, это был не дворец, не особняк с сотней комнат, а всего лишь скромный провинциальный дом. Ни один, даже самый ушлый, риэлтер на свете не смог бы разрекламировать его в качестве жилища, достаточно просторного для принца Уэльского и всей его свиты.

Время от времени в выпусках вечерних новостей дикторы рассказывают о жертвах пожаров, и вы каждый раз удивляетесь тому, почему жившие в загоревшемся доме люди не могли спастись, находясь всего лишь в нескольких метрах от окна или двери. Если, конечно, в тот момент они не были в стельку пьяны, не находились под действием наркотиков и не были до такой степени глупы, чтобы кидаться в огонь ради спасения котенка Мохнатика. Впрочем, думать так было с моей стороны неблагодарностью, поскольку нынешней ночью я сам был спасен как раз кошкой. Но теперь мне было понятно, как гибнут люди во время пожаров: дым и клубящаяся вокруг темнота не хуже выпивки или наркотиков делают их беспомощными, и чем дольше они дышат отравленным воздухом, тем хуже начинают соображать, пока вообще не утратят способность ориентироваться.

Когда я поднимался на второй этаж, чтобы посмотреть, что случилось с Анджелой, меня самого удивило собственное спокойствие и самообладание. И это при том, что я в любой момент мог столкнуться с безжалостными убийцами. Надувшись, как индюк, преисполнившись гордости за самого себя, я испытывал даже удовольствие при мысли о том, как отважно я противостою опасности.

Как быстро все может измениться! Прошло всего десять минут, и жизнь жестоко доказала мне, что в моей душе не было и сотой доли уверенности, присущей Бэтмену, и я не предназначен для того, чтобы крутить роман со смертью.

Неожиданно вынырнув из зловещей пелены, ко мне что-то прикоснулось, ткнувшись сначала в подбородок, а потом в шею. Что-то живое! На «стометровой цирко-мозговой арене» моего воображения незамедлительно возникла очередная кошмарная картина: оживленная с помощью каких-то заклинаний вуду, ко мне подползает Анджела Ферриман и запечатлевает на моей шее холодный кровавый поцелуй. Последствия кислородного голодания сказывались так сильно, что даже такой придуманный мной ужас не сумел прочистить мои мозги.

Я непроизвольно нажал на курок.

Слава богу, я промахнулся, поскольку, как только умолк грохот выстрела, я сразу же узнал холодный нос и теплый язык моей единственной и неповторимой собаки, моего верного друга и спутника, моего Орсона.