Он отошел на шаг назад и стал рассматривать карту Pharus, как художник рассматривает свое произведение. Иногда он видел какой-то рисунок, какую-то стыковку, территориальную близость или еще какую-либо связь. Но сейчас булавки, казалось, хаотично распределились по всему городу. Следы Бориса и Кардакова пересекались только в одном месте: на Нюрнбергерштрассе, 28. Уже несколько лет у Рата была привычка отмечать на карте города важные точки расследования, но свою собственную квартиру он еще никогда не маркировал булавкой. Однажды – это всегда первый раз, подумал он.

В дверь постучали. Вайнерт определенно не мог вернуться. Может быть, Бенке хотела пригласить Гереона в кухню к своему гостю? Рат открыл дверцу шкафа. Готическая резьба закрыла фотографии на стене и небольшую часть городской карты.

– Войдите! – крикнул он, и дверь в комнату открылась.

– Сюрприз! – раздался мужской голос.

В дверях стоял Бруно Вольтер. Дядя рассмеялся.

– Ну, ты можешь уже закрыть рот, – сказал он. – Я подумал, раз уж я пришел к Элизабет, то надо проверить, дома ли мой коллега. Я хотел посмотреть, как ты устроился. Вижу, неплохо.

Вообще-то Рат никак не рассчитывал на такой визит. Бруно порекомендовал ему квартиру Элизабет Бенке, потому что знал ее лично. Он воевал вместе с ее погибшим мужем и вроде даже в свое время передал молодой вдове известие о его смерти. Гереон отгонял от себя подобные истории, как и все, что было связано с войной.

– А я не заметил твою машину, – сказал комиссар. – Ты приходил к Э… к фрау Бенке?

Вольтер кивнул и сделал шаг в комнату. Он был уже в пальто и держал в руке шляпу.

– Сегодня годовщина смерти ее мужа, – сказал он. – Я каждый год в этот день приношу ей цветы. Гельмут Бенке был лучшим товарищем, какого только можно себе представить.

Рат сглотнул. Вот почему она прошлой ночью напилась! Ее муж погиб двенадцать лет тому назад. Она напилась и искала немного человеческого тепла. И здесь как раз случайно пришел он.

Дядя огляделся и одобрительно кивнул.

– Очень уютно, – сказал он, а потом его взгляд остановился на городской карте. – А этот уголок выглядит почти точно так же, как в комиссариате.

– Или как в исповедальне, – поправил его подчиненный. Он считал, что платяной шкаф значительно больше бросается в глаза, чем городская карта. Но Бруно шкаф тоже не заинтересовал.

– Это здесь русский побывал? – Вольтер указал на сломанную боковую стенку шкафа.

Кто бы мог подумать! Элизабет уже наболтала. Рат кивнул.

– Какой-то пьяный.

– И что? Он появлялся еще раз?

«Да, в виде трупа», – подумал Гереон, но вместо ответа покачал головой.

– Я тогда сразу сказал Элизабет, чтобы она не пускала в квартиру никаких русских. С ними одни неприятности. Неважно, большевики они, или монархисты, или еще кто-нибудь. – Старший комиссар неожиданно жестко посмотрел Рату в глаза, как на допросе. – Поэтому в качестве нового жильца я порекомендовал ей своего коллегу. Надеюсь, что он не доставит ей хлопот. – Складывалось ощущение, будто Элизабет Бенке поведала другу своего мужа кое-что. Спрашивалось только – что именно и в каком объеме?

Рат предпочел сменить тему.

– Хочешь что-нибудь выпить? – спросил он и сделал шаг к двери. Ему хотелось выпроводить Бруно из своей комнаты, пока тот не бросил свой любопытный взгляд на городскую карту. – Тогда, пожалуй, пойдем на кухню, там…

Вольтер сделал возражающий жест.

– Не беспокойся, меня уже угостили наилучшим образом. Я забежал к тебе просто так, на секунду. – Он на мгновенье задумался. – Может быть, мы сегодня вечером выпьем вместе пивка? У меня, во Фриденау? Эмми нам что-нибудь приготовит поесть.

– Спасибо за приглашение. Я бы с удовольствием, но, к сожалению, сегодня вечером не получится… – Рат, извиняясь, дернул плечами. – Я иду в варьете.

– Понимаю, – кивнул его шеф, и по его лицу пробежала легкая ухмылка. – Когда-то ты должен выбираться из своей тюрьмы-исповедальни. Я надеюсь, она симпатичная!

На улице загудел автомобиль.

– Ну, мне пора, – сказал Дядя, надевая шляпу. – Тогда до завтра.

Гереон подошел к окну и осторожно посмотрел из-за шторы вниз. Перед входной дверью у обочины стоял черный «Форд», модель А. Это была машина Бруно. За рулем сидел молодой человек, которого Рат не знал. Был ли у его начальника сын? Комиссар вдруг подумал, что он не так много знает о своем коллеге. Бруно сел в машину, и она тронулась с места, сделала резкий разворот и помчалась в направлении Тауентциена. Фриденау находился в другой стороне. Вольтер пока не собирался домой.

***

Гереон непроизвольно поднял воротник пальто, когда вышел из поезда городской железной дороги на Силезском вокзале. Он надеялся, что его не сразу опознают как стража порядка. Полицейский жетон не являлся хорошей рекомендацией в данном случае. Заряженный маузер был у комиссара в кобуре под пиджаком. Его тяжесть успокаивала Рата. В этом квартале никогда не знаешь, что может случиться.

Именно это привлекало многих любителей ночных приключений: провести ночь в квартале Штралау, посидеть в баре рядом с более или менее дерзкими преступными элементами и красивыми женщинами, бросая им украдкой взгляды с соседнего стола, – это было увлекательнее, чем веселиться в светских кварталах в западной части города. На Курфюрстендамм ты рискуешь максимум быть избитым отрядом штурмовиков, если имеешь недостаточно арийскую внешность, но здесь, в восточной части, если повезет, можно даже нарваться на перестрелку между настоящими криминальными структурами.

Уже стемнело, когда Рат оказался на Кюстринерплац. Даже уличное освещение здесь, в восточной части, казалось более сумеречным, чем в Сити или в Шарлоттенбурге. Будто уличные фонари стыдились того, что они освещали. Неоновые буквы на фасаде «Плазы» добавляли света, рассеивая его в темноте. Прожекторы отбрасывали лучи на все три этажа до самой балюстрады на крыше. «Плаза» сияла, как маленький светящийся остров, в этом мрачном квартале.

Перед входом постоянно останавливались такси, высаживая посетителей в дорогой одежде – жаждущих приключений туристов, приехавших сюда из западной части города. Люди из квартала, которые накопили какое-то количество денег для посещения варьете, приходили пешком или приезжали на велосипеде. Рат смешался с пестрой толпой, и она пронесла его мимо касс, через фойе и гардероб в огромный зрительный зал.

На него произвело сильное впечатление то, что Юлес Маркс сделал из старого холла вокзала. Комиссару открылся огромный зал, не имевший ни единого угла: везде были только плавные закругления. В «Плазе» насчитывалось три тысячи сидячих мест, и было похоже, что сегодняшним вечером все они будут заняты. В зале уже определенно собралось больше тысячи посетителей, и через десять минут программа должна была начаться. Заиграл оркестр, но из-за гула голосов зрителей, искавших свои места, его было едва слышно.