А Алексей, покидая милицию, все возвращался к разговору с оперативником: правильно он заметил о деньгах — видимо, это те самые, которыми и шантажировал Марину Шварц, говоря при этом о каком-то жмурике. Деньги связаны с трупом. Это очевидно. Чьим трупом? Как тут не крути, а получалось, что речь скорее всего шла именно об убийстве Македонского…

Нет, одернул он себя, опять нестыковка: если Марина была тут задействована, зачем ей потребовалось просить его, Алексея, установить истину, хоть что-то разузнать? Она же сама жаловалась ему на ментов, волокитящих дело! Судя по всему, неуловимый Шварц говорил о каком-то другом трупе. Каком — загадка. В любом случае, деньги, на которые девушка купила комнату, имели криминальное происхождение. Видимо, они были авансом за предстоящий выстрел.

— Далее, — рассуждал Нертов, — появилась информация об отце Марины, которого как бы и нет. Стоило бы его все-таки установить. Жизнь — штука сложная. Может, общались они все эти годы. Вдруг именно у своего папаши, которого не установила ментовка, и скрывается беглянка?..

Как понял Алексей, Карпов еще не в курсе того, что Марина исчезла. Но не сегодня-завтра он узнает об этом от своего «барабана» и, несомненно, объявит розыск. Бегство одной из подозреваемых — это то, что ему сейчас надо. Примется искать — работа по делу будет как бы вестись, и никто не упрекнет в бездействии. Хорошо это или плохо, что он, Алексей, будет не одинок в своих поисках Марины? «Черт его знает, — подумал он. — Обнаружив, могут ведь и арестовать, церемониться не станут». Такого исхода Алексей никогда бы не пожелал…

* * *

Свернув с семнадцатой линии на Камскую улицу, Нертов остановил машину у нужного дома, про себя отметив мрачноватость этого местечка. Сразу три кладбища, несколько церквей…

— Большой оригинал, должно быть, был этот артист, коли выбрал себе квартиру при таком соседстве. «Действительно, что же все-таки она нашла в этом немолодом человеке»? — Алексей неожиданно для себя заревновал. Ревновать к покойному было сверхглупо, однако мысль о том, что Марина может теперь сравнивать… Да, именно это неизбежное сравнение было не слишком комфортным для Алексея. Прежний любовник, знаменитый и великий, наверное, он был талантлив во всем. А юрист — кем он мог быть для Марины? Так, случайный порыв расстроенных нервов. Он вспомнил, ее презрительное: «Лешенька-охранник»…

«Как бы там ни было, а я еще жив, и в этом мое решающее преимущество», — с черным юмором рассудил он, открывая тяжелые двери подъезда. На Камскую улицу он решил съездить, чтобы разузнать: кто же все-таки появлялся здесь в день убийства Македонского? Марина говорила о том, что с соседями на эту тему никто вроде бы не общался, да и Карпов об этом эпизоде умолчал. Видно, что эта часть работы по каким-то причинам (или вовсе без причин — от великого пофигизма) была провалена.

— Никого и ничего не видела, ничего не помню, — затараторила бабулька, любопытное лицо которой Алексей приметил в одном из окон, еще сидя в машине. Именно она открыла дверь, когда он, представившись местным опером, позвонил в первую квартиру на лестнице. Уверения были слишком горячими, а потому насторожили Алексея. Не боится ли чего старуха? Уж не припугнули ли ее в тот роковой вечер?

Нертов подступился к бабульке издалека:

— Вы знаете, подходил я к дому, вас увидел и свою бабушку вспомнил. Она у меня тоже все время у окошка сидит. Когда к ней не приеду — знаю, что издалека увижу. Так приятно, что тебя ждут и встречают…

— А что ж нам, старухам, остается делать? Ноги болят — вот и сидим, на улицу глазеем. Одно развлечение осталось.

— Что же, и телевизор не смотрите?

— Какой там телевизор! Уже давным-давно сломался, а на новый денег теперь нет. Ты-то, я вижу, внук хороший, свою бабку навещаешь, а мои чтобы приехали — разве что на похороны дождусь. Твоя бабушка какого года рождения?

— Семнадцатого, — ляпнул Алексей наугад.

— Совсем молодая, ей еще бегать и бегать. А я с девятьсот десятого, — с почтением к своим годам произнесла старушка.

— Никогда бы не подумал!

Галантность Алексея растопила сердце старушки бабульки и она впустила-таки его в квартиру. Старушка была явно из тех, что сохраняют ясность и остроту ума даже и к девяноста годам. Прикинув, что у нее должна быть неплохая память о былых временах, Алексей решил поднажать на сознательность.

— Опытные следователи говорят мне, что тяжело теперь стало работать. Прежде люди перед милицией не ловчили, власть уважали, порядок был. Долг свой люди знали.

Старуха вопросительно посмотрела на Алексея, пожала плечами.

— Кто ж от долга-то отказывается?

— Помогать надо, бабушка, тем, кто вас охраняет и защищает. Не подскажете вы — помогут другие соседи, которые видели. А прознает про то мой начальник, а он у нас человек старой закалки, так заставит меня потом вас привлекать. Отчего это, мол, гражданка такая-то отказалась от сотрудничества со следствием, покрыла чужие темные делишки? Так ведь получается?

— А чего это ты меня пугаешь?

— Не виноват — служба у меня такая, — как можно располагающе улыбнулся Нертов.

— Темень уже на улице-то была, — старуха поджала губы, — но видела я кое-что в тот вечер. Входила сюда одна парочка под ручку. Парень так еще нехорошо на меня зыркнул и как бы за девку задвинулся.

— Погодите, бабушка, их двое было? Точно?

— Ну, говорю тебе: двое, незнакомые, объявились сразу же, как Пашка с этой своей рыжей на машине уехал. Потом Паша опять вернулся, но один.

— А эти?

— Не знаю.

— Ну, бабушка…

— Я тебе говорю: не знаю. При мне из дома он точно не выходил, за это я тебе ручаюсь. Потом-то я спать пошла, что было ночью — не знаю. Но сплю я, кстати, чутко, все шаги на лестнице слышу, потому что у меня кровать стоит прямо у той стены, что выходит на лестницу. Так я на каждый шорох просыпаюсь.

Алексей отметил добровольное мученичество любопытной старушки…

— И что же, уверены в том, что в эту ночь вниз никто не спускался?

— Считай, что уверена, — довольная своей наблюдательностью, ответила старуха.

— А почему вы не захотели говорить мне об этом сразу? Они вам грозили?

— Да нет, я с ними вовсе не разговаривала.

— Так в чем же дело?

— В том, как этот на меня посмотрел. Ты вот не можешь понять, что значит быть такой одинокой старухой как я. То и дело кто-нибудь наведывается.

— В смысле?

— Жилье мое всех интересует. То в почтовый ящик какую-нибудь гадкую рекламу сунут: мол, завещайте нам вашу жилплощадь, а мы устроим вам пышные похороны. Нашли дуру! То, значит, один тут молодой человек все ходил: обещал уход и деньги, если я его пропишу. Боюсь я теперь всех этих незнакомцев. Ты-то что на это скажешь? Что ты там говорил насчет того, что вы нас охраняете и защищаете?