Подошвой выбиваю дробь по ковру.

На подлокотнике чашка с чаем стоит, но в меня не лезет Примерно, как в Кристину мой член.

Ни попить, ни поспать не тянет, кабинет с оранжевыми и салатовыми пятнами психоделических картин на белых стенах закручивает мозг в шаманскую воронку. Танцы с бубнами вокруг моей головы.

Как он работает в такой обстановке, свихнуться можно.

Выпускаю сзади рубашку и чешу поясницу. Шрам ноет. Весной в подворотне я отмечал второй день рождения, после нападения, со спины, толпой. Чудом случайный прохожий заметил дядю в луже крови и вызвал скорую. О том, что у меня тогда с собой была куча бабла почти никто не знал.

Они накинулись не случайно, я же не дебил, мне почки вырезать пытались, а не мозг.

Первым делом после больницы отмудохал партнеров. Логично — мои методы работы их не устраивают, они нанимают людей, меня чикают ножичком под предлогом ограбления, издательство переходит к Маше, а с ней проще сотрудничать. Доморощенные гении кругом.

Но потом Егор заявляет, что "кто-то" перечислил ему денег на карточку, и он сам купит мотоцикл, на который я перед этим средства зажал.

В мецената я не поверил, и Егору прилетело по морде. Маша заступалась за сына, я не слушал, дальше моя болезнь и развод. И неизвестно, что хуже. То, что сын ради мотоцикла решил в кому меня отправить, или то, что я его в этом нападении подозревал. Мой дом, моя крепость рухнула, а руины я разворотил сам так, что не собрать.

Егора подставили, конечно, чтобы я дальше не копался, я мешал кому-то сильно. Верил в это, когда в институт работать шел, и помириться с ним старался, и извинялся бесконечно. Выбор был — искать крысу в издательстве, или сына вернуть, выбрал сына, и остальное лесом.

А теперь, оказывается, есть другой расклад, и довольно паршивый, Егор в дурацкой медвежьей шайке, значит, и весной отжать у меня деньги он мог. Что там за банда, он не признался, на наш крик прискакала Маша, и выгнала меня, а переорать ее истерику невозможно, да и мне плевать, главное, что Кристина, Попкова и Хромов не замешаны. Но Егоровские дружки отныне ждут, когда я останусь один в темноте. В подъезде, допустим. Возможно. Как еще шпионство за мной объяснить. Ни черта не соображаю.

В городе так много одинаковых синих машин, а я циклюсь.

Молчу.

— А в редакции как дела? — Яр меняет тему. Все еще старается вытянуть пациента на лечение беседой, но вера в подобную психологическую муть тает, как рафинад в "Липтон", меня спасет лишь фармацевтика, химия и только химия продлевает жизнь.

— Не знаю, — растираю ладонями лицо. — Искал новых инвесторов… — приходит смутная мысль, что я снова лезу в управление издательством и наживаю себе врагов, и если дальше ковырять, впору покупать калькулятор для подсчета недоброжелателей, — встаю на ноги. — Выпиши рецепт, поеду я.

— Сань.

— Яр.

Нажимаем паузу и смотрим друг на друга в упор. Яр вздыхает.

— Надо объяснять, что долго так не протянешь? — поджимает губы и берет чистый бланк. — С Машей не помирились?

— Нет, и не помиримся, — шарюсь в бумажнике, достаю деньги. Не выдерживаю и делюсь. — Но есть одна девушка.

— Девушка? Не женщина? — Яр перестает черкать рецепт и поднимает голову. Знаком с моими предпочтениями касаемо возраста, и с моим обычным небрежным тоном, он видит разницу, и что я улыбаюсь впервые за полчаса. Он улыбается в ответ. — Очень хорошо, Саш, я тебе говорил. На девушке и сосредоточься.

Киваю, кладу деньги на стол.

Сегодня мне было так хорошо. Кристина отбросила все траблы на вечность назад.

Но Кристина не лекарство и не игрушка, она, скорее всего, на простыни в лепестках роз рассчитывала, свечи там, вино вкусное, малыш ведь. А я как мудила поступил.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍На улице звоню ей, и она трубку не берет. Звоню еще. Бессмысленные гудки.

Егор втянул их в это дерьмо, чтобы самому все контролировать, и они подтвердили в случае чего: да, вчетвером ведем репортаж, Егор не в банде, мы журналисты, алле.

И так-то, пап, сам прикинь, ты для нее старый — стучит в висках.

Он бы и не подкатил к ней с расследованием, если бы тогда на лестнице в клубе нас не увидел и не надумал всякого бреда. Я, получается, виноват, что ее полиция треплет. Как-то все неправильно складывается.

Заглядываю под днище авто, вдруг бомба. На маршруте аптека-дом высматриваю синюю десятку. Машины нет, и я в сомнениях, что она была. Может, прав Яр, меньше надо жрать таблетки. Но я и так еле сижу ровно, если брошу препараты, скоро некоторым придется свечки за упокой ставить. Шутка? Не думаю.

В подъезде никто с острым-преострым кинжалом меня не караулит.

В квартире варю кофе и складирую на столе учебники, в среду первый экзамен.

Кристина перезванивает в три часа ночи. Наконец-то. Где она шляется. Почему так поздно. У меня нервы из ниток.

— Не спишь еще? — весело спрашивает.

— Нет, — кидаю ручку поверх бумаг и отпиваю кофе. — Ты дома?

— Недавно приехали. У рекламщиков на корпоративе жадный до тусовок народ. А с девяти утра пары, — она зевает. — А ты что делаешь?

— Экзамен по теории медиа готовлю, — пялюсь в телевизор. Идет мультик про недотепу-детектива Гаджета. Девочка разговаривает с собакой и танцует. Я залипаю. Кристины не хватает, хочу поехать и забрать прямо сейчас, мне с ней лучше, но это эгоистично, ей с утра в институт. — До скольки завтра учишься?

— До половины восьмого. Там днем окно в две пары, но с Николь в библиотеку пойдем. Сессия скоро, — она чем-то шуршит, потом говорит с набитым ртом. — А что? Я тебе еще на десять минут нужна?

Скриплю зубами. Она обиду пытается скрыть, но по голосу чувствую, что расстроилась, и мне самому гадко.

— Слушай, Кристин, — перехватываю телефон другой рукой и вытягиваюсь на диване. — Я сегодня не сдержался и был груб. Мне очень жаль. Но то, что произошло — для меня не просто случайный секс. Я серьёзно к тебе отношусь.

— Я тоже, — она перестаёт жеваться. — И ты в субботу мог позвонить и сказать, что не приедешь. Я ведь ждала. А ты забил, а сегодня вообще…