Четверг, восемь часов тридцать минут вечера: в Королевской академии Мадрида заканчивается очередное заседание. Тусклый свет восковых свечей и масляных ламп, стоящих на столе зала для общих собраний, освещает стеллажи, забитые книгами и пожелтевшими папками, картотеку из темного дерева, буквы, нанесенные на карточки в алфавитном порядке. Директор Академии сеньор Вега де Селья читает молитву, следом за которой тут же раздается грохот отодвигаемых стульев, приглушенные покашливания, хрипловатый шепот. Секретарь Палафокс все еще негромко беседует с академиками сеньором Эчегаррате, составителем знаменитого сборника комментариев к «Песне о моем Сиде», и Домингесом де Леоном – автором «Рассуждения о реформе уголовных законов», а также других замечательных текстов – о включении прилагательного «клетчатый» в будущее переиздание «Толкового словаря». Все покидают свои места, кое-кто ненадолго задерживается, протягивая руки к жаровне, которая едва согревает просторное помещение зала.

– Есть любопытные новости, – обращается вполголоса Мануэль Игеруэла к Санчесу Террону. – О нашем с вами деле.

Игеруэла отводит собеседника в сторону, поближе к жаровне, которую к этому времени уже покинули остальные академики. Пахнет прогорающим углем. Над их головами, на стенах, уходящих в сумрак потолка, виднеются портреты монарха и маркиза, покойных основателей Академии: окруженные тенями, оба величественно взирают на происходящее в зале заседаний.

– Завтра архиепископ Толедский и нунций его преосвященства присутствуют на обеде у короля.

Санчес Террон в свойственной ему манере презрительно выгибает брови.

– А нам-то что с того?

– Больше, чем вы думаете. Будет присутствовать маркиз де Каса Прадо, наш человек.

– Ваш человек, вы хотите сказать.

Игеруэла нетерпеливо пощелкал языком.

– Не раздражайте меня, дон Хусто. Оба мы с вами старые ищейки… В этом парижском деле – только вы да я. Мы в одной лодке, вот что!

Они понимающе переглядываются. Издатель понижает голос.

– Эти трое будут уговаривать короля запретить путешествие.

Санчес Террон склоняет голову, невольно прислушиваясь к его словам.

– А не поздновато ли они спохватились?

– Самое время. – Игеруэла зловеще улыбается. – Конная почта будет в нашем посольстве через неделю.

– Боюсь, вы забыли, что испанский посол – граф де Аранда, видный деятель просвещения.

– Он не посмеет ослушаться королевского приказа. Если таковой, конечно, будет отдан.

Санчес Террон испуганно озирается. Академики уже разошлись и толпятся у вешалок вестибюля, разбирая шляпы, плащи и пальто.

– В любом случае, – говорит Санчес Террон, – архиепископ и маркиз несколько дней назад уже сделали одну попытку, о которой я вам рассказывал. И все без толку. Король и ухом не повел…

– Однако он, как мы знаем, не сказал ничего определенного ни за, ни против. Кроме того, с ними тогда не было нунция; известно, что нрав у монсеньора Оттавиани крутой и у него всегда находятся нужные аргументы… С другой стороны, король – человек набожный. У меня есть сведения, что его набожность умело использует королевский исповедник.

– Падре Килес?

– Он самый. Как говорится, ora et labora[15].

– Просто удивительно. – На лице Санчеса Террона появляется кислая гримаса. – Какими вы становитесь энергичными, когда вам что-нибудь надо.

– В данном случае это надо нам обоим. Не притворяйтесь дурачком, дорогой друг.

– Идите к черту.

Санчес Террон стряхивает пыль со своего английского фрака, украшенного пышным шарфом, придающим ему чопорный вид щеголя в годах. Они выходят в опустевший вестибюль, где им встречаются только директор, секретарь и пара академиков, задержавшихся, чтобы попрощаться. Дон Вега де Селья, сопровождаемый служителем, надевает плащ поверх элегантного камзола, на котором нашит крест Сантьяго. Сегодня на собрании директор зачитал письмо, отправленное адмиралом и библиотекарем из Витории, где описывались подробности путешествия.

– А, дон Хусто, – обращается директор к Санчесу Террону. – Забыл поздравить вас со статьей, опубликованной на прошлой неделе в «Меркурио-де-лас-Летрас»… Все весьма разумно изложено – впрочем, как всегда. Впечатляет глубокое видение, с которым вы описываете истинные мотивы Веласкеса, побудившие изобразить прялку в своих «Пряхах», лишенной спиц. Динамичный и мятежный – таковы, насколько мне помнится, определения, к которым вы прибегли. Никому бы и в голову не пришло рассуждать в этом роде о Веласкесе, не правда ли? От вас ничего не ускользает!

Санчес Террон лопается от важности, польщенный и сконфуженный одновременно, хотя в восторженном тоне директора подспудно улавливает нечто, что слегка его коробит. Санчес Террон смутно различает искорку иронии.

– Благодарю, сеньор директор, – бормочет он, соображая, в чем дело. – На самом деле, я…

Холодноватая улыбка Веги де Сельи рассеивает его последние сомнения.

– Не представляю, как обходились бы без вас культура и философия. Я серьезно. А что бы делали мы?

Произнеся эти слова, директор вежливо прощается, склонив напудренную голову.

– Доброй ночи, сеньоры.

Игеруэла и Санчес Террон смотрят ему вслед.

– Вот же чушь какая! – цедит сквозь зубы Санчес Террон. – Похоже, он догадывается.

– О чем? – нетерпеливо спрашивает Игеруэла: разыгравшийся спектакль втайне его позабавил.

– О наших с вами разговорах. О том, что…

– Откуда он может знать? Просто вы ему не симпатичны.

– Тем не менее он проголосовал за меня как за члена Академии.

Игеруэла с любопытством навостряет уши.

– Вы тогда еще не раскрыли миру художественный гений Веласкеса, дон Хусто. И не поведали испанцам о естественных добродетелях дикарей из джунглей или саванн… Возможно, все дело в этом.

Санчес Террон смотрит на него искоса, пытаясь определить уровень сарказма в его словах. Однако хитрая улыбка издателя сбивает его с толку.

– Не готовит ли нам Вега де Селья какую-нибудь гадость? – беспокоится Санчес Террон, меняя тему.

– Вы имеете в виду нунция и всех остальных? Их влияние на короля?

– Конечно.

Игеруэла недовольно поджимает губы.

– Если Оттавиани отговорит его светлость, наш директор ничего не сможет сделать. Monarchia locuta, causa finita…[16]И двоим нашим отважным приятелям не останется ничего другого, кроме как повернуть оглобли.

– Вы получили новости от вашего знакомого? – Санчес Террон понизил голос до шепота. – От третьего путешественника?