Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Все вместе, торопясь, стали высвобождать из сети насмерть перепуганного лосёнка. Он встал на ослабевшие ножки, ещё не понимая, что он свободен, что ему больше не грозит эта страшная птица.
– Мама! – позвал он.
Но мама была далеко!
Что-то в этот момент маленькой иголочкой кольнуло Ивушкина. А как там его мама? Тревожится? Сердится? Как там все дома?
Развигор подлетел к Луше, но она смотрела куда-то вбок. Даже то, что он помог им прогнать страшную Гагану, Лушу с ним не примирило.
Луша верила в надёжную дружбу, в обещания, которые не нарушаются, в слова, которые и значат то, что они значат, а не фуфу, сейчас – так, а чуть погодя – этак.
– Вам больше нечего бояться, милая Луша. Я прогнал злую птицу, – сказал Развигор.
– Ивушкин, – сказала Луша, точно Развигор к ней и не обращался, – Ивушкин, отряхнись, ты что-то очень запылился.
Вихроний заулыбался. Луша обернулась к нему:
– Спасибо, Вихроний. Эта птица убила бы нас, наверно, если б ты не подоспел.
– Мы с Развигором, – уточнил Вихроний.
– Ну да, да. Конечно, – сказала Луша холодно.
– Мне надо спешить назад, – заторопился Вихроний.
– А нам-то как быть дальше? – спросил Ивушкин, который ещё не очень-то пришёл в себя после пережитого страха.
– Люсика я провожу, – сказал Вихроний. – И вам надо отсюда скорее уходить. Гагана может прилететь обратно. Поторопитесь.
– Вихроний, но мы уж совсем теперь сбились и не знаем, куда нам идти, – жалобно пролепетал Ивушкин.
– Может быть, я провожу и помогу? – предложил Развигор, но в голосе у него не было уверенности. Ему уже хотелось взвиться в небо, полетать свободно, повеселиться. Он устал от серьёзности. Подумать только – пришлось быть ураганом! После такого дела ему нужен был отдых и развлечения.
– Спасибо, не надо, – отказалась Луша. – Только скажи, Вихроний, куда нам идти.
– Верней всего вас теперь поведёт к сестре Летнице весёлый мак.
– Весёлый мак? – удивились Луша и Ивушкин.
– Да, – подтвердил Вихроний. – Вы сейчас ступайте к Макосейке. Попросите у него мак. Он даст. Он добрый.
– Видишь, Ивушкин, – успокоительно сказала Луша, – мак приведёт нас к сестре Летнице. И она нас научит, как сделать, чтобы меня тоже взяли в город. И нам не надо будет расставаться.
– Расставаться не надо. Расставаться – это очень грустно, – вступил вдруг в разговор маленький Люсик.
– Хорошо тебе говорить, – пробормотал Ивушкин. – Они переезжают, а Луша должна оставаться, да?
– Это неправильно, Ивушкин, – сказала Луша. – Не правильно.
– Что – неправильно?
– Неправильно говорить – они.
– Почему это?
– Потому что они – это все остальные. А папа и мама – это всегда папа и мама. Не надо говорить про них «они» – это им обидно.
– А чего мы вообще с тобой здесь? – вдруг озлобился Ивушкин. – Давай я поеду в город, а ты оставайся в Высокове ничьей лошадью и погибай. Так, что ли?
– Нет, не так, Ивушкин. Но всё равно. Никогда не говори – «они». Это им обидно.
В глубине души Ивушкин и сам это понимал. Только он никак не мог примириться с тем, что папа и мама, не поговорив с ним, всё без него решили про Лушу. И так неправильно, так печально решили!
– Не ссорьтесь, – примирительно сказал Вихроний. – Лучше послушайте, что я вам скажу. Если вы пойдёте опушкой дубовой рощи, то увидите там высокий пень. А от него, как от всего здесь, две тени: одна от месяца, другая – от солнышка. Идите в том направлении, какое вам укажет тень от месяца. И дойдёте до можжевеловой гряды. Там тянется полосой драчливый можжевеловый лес. Через него трудновато пройти, но вы постарайтесь. За этим лесом как раз и живёт Макосейка. А теперь – в путь. Пошли, Люсик, дурашка!
Люсик весело побежал рядом с Вихронием. Развигор махнул им рукой, улыбнулся, беззаботно взлетел в небо и тут же исчез из виду.
А Луша и Ивушкин, ещё раз поблагодарив доброго ежа Вихрония, пошли туда, куда он им указал.
Уходя, Вихроний им крикнул:
– Да, не забывайте хвалить Макосейку!
Как и за что хвалить – он не объяснил. Но дальше выяснилось, что это был добрый совет.
Потому что дальше было так.
Глава девятая.
Макосейка
Луша и Ивушкин шли опушкой дубовой рощи и вскоре действительно увидели высокий пень, который отбрасывал две тени: одну – солнечную, другую – лунную. Они пошли туда, куда падала бледная лунная тень.
В дубовом мелколесье, по которому они шли, было тихо. Совсем молоденькие дубочки на опушке покачивали тоненькими веточками и только перебирали прозрачными листиками. По траве лунные зайчики убегали от солнечных, взбирались на нижние ветки, солнечные их настигали, солнечный свет перепутывался с лунным, и было это очень красиво. Откуда-то доносились нежный запах черёмухи и медовый аромат цветущей липы. Всё в этой стране цвело одновременно, цвело всегда!
Луша и Ивушкин шли в тишине, каждый думал о своём, каждый своим удивлением удивляясь тому, что с ними происходит.
Но тишину неожиданно нарушили звуки какой-то возни, даже, может быть, драки, какие-то выкрики, кто-то будто бы кричал:
– Чего ты толкаешься? Я тебя сейчас и сам как толкну!
– Я тебя трогал, да? Я тебя трогал? Кто сам первый полез?
И тут же мелкий дубнячок кончился, и они оказались перед сплошной полосой не очень высокого, но и не очень маленького, почти что в рост Ивушкина, можжевельника. Каждый можжевеловый куст размахивал колючими своими веточками, бодался с соседом.
Тут и гадать было нечего: сразу делалось ясно, что можжевельник полон мальчишечьих драк. Опасного в этих потасовках, конечно, ничего не было. Но, согласитесь, и приятного было мало – идти сквозь такой лес, где тебе будет попадать от чужих дурацких драк колючими ветками по чему попало. Никакая дорожка, никакая тропинка через эти дерущиеся можжевеловые заросли не вела.
– Ивушкин, у меня шкура потолще, – сказала Луша. – Давай-ка усаживайся верхом.
Надо было продираться сквозь можжевеловые заросли. Вряд ли был какой другой выход. Если бы он существовал, Вихроний непременно сказал.
Ничего не поделаешь, Ивушкин взобрался на Лушину спину, и она мужественно двинулась вперёд, грудью раздвигая ветки дерущихся можжевеловых кустов.
Голые ноги Ивушкина тут же покрылись царапинами, и ему пришлось влезть на спину к Луше с ногами и, балансируя и рискуя упасть и ободраться как следует, ехать сидя на корточках, точно он исполнял какой-то цирковой номер на манеже.
Можжевеловый лес оказался нешироким, и вскоре они сквозь него продрались. Луша почти что и не поцарапалась.