Считается, что подготовка к сближению Германии и Японии началась еще в 1933 г., но с обеих сторон велась неактивно и неофициально. Однако советское руководство, усмотрев в этом новую попытку «окружения» первого в мире государства рабочих и крестьян фашистскими империалистическими хищниками, как тогда выражались, начало демонстративно бить тревогу, когда сближение еще только намечалось. Советская пресса уже в конце 1933 г. изображала рутинный обмен дипломатическими любезностями как прелюдию союза (с неслучайными ссылками на британские и французские газеты), но это нагнетание драматизма явно опережало события. Преувеличивать значение попыток японо-германского сближения до начала 1935 г. не следует. Хотя, конечно, велико искушение отыскать зловещий grand design уже в эти годы, исходя из последующего развития событий, как это делали некоторые историки.

Реальные условия для достижения взаимопонимания между двумя странами, которым грозило превратиться в изгоев мировой политики, возникли только в 1934 г. Помимо встречи Гесса и Хаусхофера с японским военно-морским атташе, следует упомянуть вояж принца Кая, кузена императрицы Нагако и майора сухопутных сил. Принц путешествовал по Европе с марта по август того же года и после официального визита в Германию стал активно выступать за японо-германский альянс. По скандинавским странам его по долгу службы сопровождал посланник Сиратори Тосио, в недавнем прошлом директор департамента информации МИД, «сосланный» из Токио за слишком независимую позицию и слишком экспансионистские взгляды. Наряду с Осима он станет главной фигурой подготовки Антикоминтерновского пакта с японской стороны, а затем первым в Японии выдвинет идею «континентального блока» в новых условиях, сложившихся после «пакта Молотова-Риббентропа».

5 марта 1934 г. сорокасемилетний полковник артиллерии Осима, сын бывшего военного министра и германофил во втором поколении, был назначен военным атташе в Германию. К тому времени он уже имел неплохой опыт полевой, штабной и военно-дипломатической службы: помощник военного атташе в Германии в 1921-1923 гг., военный атташе в Австрии и по совместительству в Венгрии в 1923-1924 гг. Осима хорошо владел немецким языком (по некоторым отзывам, лучше других японских военных и даже дипломатов, находившихся в Берлине в одно время с ним), любил Германию и восхищался ее армией. В нацистском опыте он видел вполне подходящую для Японии модель социальных и политических преобразований, хотя в Токио подобные воззрения еще долго оставались весьма непопулярными. Кроме того, на протяжении многих лет его преследовал кошмар – перспектива русско-германского сотрудничества против Японии, подобно секретному соглашению, заключенному Вильгельмом II и Николаем II в Бьёрке 24 июля 1905 г., на завершающем этапе русско-японской войны. Одной из главных целей своей работы в Германии Осима как раз и считал предотвращение «нового Бьёрке», возможность которого он допускал даже с учетом взаимной враждебности двух стран в середине 1930-х годов [Об этом Осима в 1960-е годы не раз рассказывал своему соседу – молодому в то время историку М. Миякэ, который, в свою очередь, в 2000 г. сообщил это автору настоящей работы.].

Осима прибыл в Берлин в апреле 1934 г. Круг его обязанностей, согласно инструкциям, полученным перед отъездом от начальника Генерального штаба принца Канъин, был не так уж широк, учитывая ограниченные масштабы военного сотрудничества двух стран. Главная работа шла по линии сбора разведывательной информации, прежде всего о Советском Союзе, и обмена ею с германской стороной. В это время Осима свел личное знакомство с Герингом, будущим начальником Верховного командования вермахта Кейтелем, главой военной разведки (абвер) Канарисом и фактическим шефом всей политической полиции рейхсфюрером СС Гиммлером.

Осима полагалось заниматься только военными вопросами, но в их решении он был полностью независим от посла. Согласно существовавшим правилам, японские военные атташе могли и должны были самостоятельно вести переговоры по всем военным вопросам, но при этом они же сами и решали, какие вопросы относятся к их компетенции, а какие нет. Именно это определило характер подготовительного, наиболее важного этапа переговоров об Антикоминтерновском пакте. Первоначально Осима не ставил посла Мусякодзи в известность о них, а посылал свои доклады прямо в военное министерство и Генеральный штаб (ни один из этих документов не сохранился, и о них известно только из показаний самого Осима и других лиц). По мере того как военные круги проникались идеей сближения двух стран, они вступали в контакт с министерством иностранных дел, которое давало соответствующие инструкции послу. Кроме того, по воспоминаниям бывшего корреспондента «Асахи симбун» в Германии Хамада, посол не имел личных связей ни с кем из нацистских лидеров и вообще не пользовался авторитетом в Берлине.[159] Когда в конце 1935 г. Мусякодзи уехал в Токио, покинув Берлин почти на полгода, активность военного атташе только возросла.

«Бюро Риббентропа», ставшее главным партнером Осима, тоже вело переговоры без какого-либо согласования и даже контактов с германским министерством иностранных дел. Таким образом, со стороны Японии главным инициатором сближения выступали военные круги, со стороны Германии – партийные. Поэтому ни в немецких, ни в японских дипломатических архивах почти не сохранилось документов о подготовке пакта. Риббентроп позже объяснял это следующим образом: «Фюрер пожелал, чтобы подготовка к осуществлению данного плана велась не по линии германской официальной политики, поскольку здесь речь идет о мировоззренческом вопросе. Поэтому он поручил мне подготовить указанный пакт».[160] Так ли это?

Точной даты знакомства Осима и Риббентропа мы не знаем. Достоверно известно, что весной 1935 г. переговоры уже велись, так что знакомство можно с большой долей вероятности отнести к предыдущему году. Риббентроп приписывал инициативу сближения с Японией Гитлеру: «Еще несколькими годами ранее Адольф Гитлер говорил со мной о том, нельзя ли в какой-либо форме завязать с Японией более тесные отношения. Я отвечал ему, что у меня самого есть кое-какие связи с японцами и что я установлю с ними необходимый контакт».[161] Никакие другие источники это не подтверждают. Об инициативе самого Риббентропа свидетельствовал германский посол в Японии Дирксен в письме от 1 января 1936 г. к фон Эрдманнсдорфу, курировавшему в МИД дальневосточную политику. Вторым инициатором Дирксен называл Канариса и решительно отрицал инициативу Осима.[162]

Достоверность сказанного, однако, вызывает сомнения: в отличие от большинства коллег по министерству, в вопросе об отношениях с Японией Дирксен солидаризовался, хотя и не полностью, с Риббентропом и старался подчеркнуть значимость действий последнего. Дело в том, что тогда дипломаты обеих стран не только не видели реальных перспектив сотрудничества – напротив, интересы двух стран фатальным образом пересекались в Китае, где Германия традиционно поддерживала Чан Кайши, главного военного и политического противника японцев. Гоминьдановский режим активно закупал и в веймарской, и в нацистской Германии оружие и военные материалы, а в организации и обучении его армии участвовали германские военные советники, начиная с бывшего командующего рейхсвером фон Секта, активного сторонника германо-советского сотрудничества в 1920-е годы (кстати, под его началом в годы Первой мировой войны служил Риббентроп). Версия об инициативе Риббентропа в заключении Антикоминтерновского пакта была закреплена в «вердиктах» Нюрнбергского и Токийского трибуналов, а также в послевоенных мемуарах германских дипломатов, оценку достоверности которых мы дали выше. Доверия они не заслуживают.