Александр улыбнулся:

– Долго ли раздеться.

– А! Ты, наверное, развратник, хотел посмотреть на меня голую? Что ж, смотри.

Жена академика начала изгибаться, открывая интимные места, поигрывать грудью, принимать различные позы:

– Ну, как, полковник, я нравлюсь тебе?

– Еще бы! Тебе бы где-нибудь в ночном клубе выступать.

Виктория фыркнула:

– Вот еще! В клубе пусть дешевки перед клиентами крутятся.

Она подошла к Тимохину:

– Ну, полковник, давай, возьми меня на руки. Отнеси на диван и трахни там, чтобы все провалилось в пропасть. Ты это умеешь, я знаю, чувствую.

– Чем?

– Мандой! Ты что, решил поиздеваться надо мной?

– Говорят, это возбуждает.

– Я и так возбуждена.

– Тогда иди к дивану сама!

– Хреновый из тебя кавалер, но все равно другого нет! Или, подожди, я поняла, ты предпочитаешь, чтобы тебя женщины раздевали? Угадала?

Александр утвердительно кивнул.

– Так, пошли! Надеюсь, ты чистый? Хотя чего я спрашиваю, вас же наверняка на это дело проверяют.

– Проверяют.

Тимохин взял обнаженную даму за руку, провел в кабинет, усадил на диван.

Виктория расстегнула пуговицы на рубашке подполковника. Увидела волосатую грудь с накачанными мышцами:

– А ты ничего. К тому же оригинал. С приколами.

Александр улыбнулся:

– Вот это ты верно заметила, с приколами.

Он достал из кармана шприц-тюбик и вколол иглу в предплечье Стебриной. Молодая женщина вздрогнула:

– Ты чего это?

И тут же, закрыв глаза, повалилась на боковую подушку широкого кожаного дивана.

Тимохин бросил использованный тюбик на стол:

– Я ничего. А ты угадала, я с приколами, точнее, уколами. Теперь отдыхай!

Тимохин уложил усыпленную девицу, накрыл ее пледом. Почувствовал присутствие сзади человека. Не удивился. Этим человеком здесь, в квартире, мог быть только академик.

Александр обернулся:

– Не спится, Павел Алексеевич?

– Да уж проснулся, услышав ваш любезный разговор с моей шлюхой.

– Надеюсь, вы поняли, что я не имел никакого желания общаться с ней.

– Понял. Представляю, чем Виктория занимается, когда я нахожусь на работе! Это ж надо, подобное, можно сказать, в присутствии мужа.

– Вы слышали, какие эпитеты отпускала в ваш адрес Виктория Александровна. Чему ж удивляться. Сами притащили в дом змею ядовитую. А змеи дрессировке не поддаются.

Академик вздохнул:

– Господи, как же я был слеп! А что вы с ней сделали?

– Ничего страшного. Ввел снотворное. Теперь она будет долго спать.

– Ясно! Может, выпьем?

Тимохин отрицательно покачал головой:

– Мне нельзя, я на службе, вы как хотите, но не советую. Спиртное не успокоит, лишь отвлечет на время. После будет еще хуже.

– Почему вы не пытаетесь, как это у вас называется, разговорить меня? Как это делал полковник Потапов?

– Потому, что это не входит в круг моих обязанностей. Я здесь исключительно для того, чтобы охранять вас и спящую супругу.

Академик усмехнулся:

– От кого?

Александр посмотрел в глаза Стебрину:

– От вас самих, в том числе. Но прекратим бесполезный разговор. Если вы желаете дать показания, я выслушаю вас. Нет, идите, пожалуйста, в спальню и постарайтесь заснуть! Могу и вам препарат вколоть. Он быстро действует и совершенно безвреден.

Академик отказался:

– Нет, благодарю. Обойдусь без ваших препаратов. Водки только выпью.

– Что ж, запретить не могу, а советы вы не принимаете. Пейте, если считаете необходимым.

Стебрин подошел к бару. Извлек из него пузатую бутылку импортной водки. Налил бокал. В три глотка выпил граммов двести. Не поморщившись. Подошел к Тимохину:

– Вам доставляет удовольствие ваша работа, подполковник?

– Сейчас нет.

– Вам противно здесь?

– Да! Какие еще будут вопросы?

– Никаких! Спокойной ночи!

– Спокойной!

Академик, ссутулившись, скрылся в спальной комнате. Дверь не закрыл. Помнил инструкции. Александр, погасив везде свет, прошел на кухню. Наступила тишина. Дом имел неплохую звукоизоляцию.

Прайтон и Долтон вышли из дома, где Миллер снимал квартиру, в 23.20. Долтон держал в руках сумку. Милли взяла любовника под руку:

– Знаешь, Том, что-то неспокойно у меня на душе.

– Может, это от того, что переборщили с сексом?

– При чем здесь секс?

– Однажды, дорогая, когда мы еще не были знакомы, была у меня подружка Лили, стриптизерша из бара. Миниатюрная такая француженка. Я тогда на вольных хлебах обретался. Был и такой период в биографии. Так вот, была у меня француженка. Страстная, как огонь. Нет, конечно, до тебя ей далеко, но тогда она казалась мне самой яростной из шлюх. Я приходил в кабак, где она обтирала задницей шест, дожидался окончания выступления и уводил ее в номера. Так продолжалось около месяца. И вот однажды на меня вышел старый знакомый, служили вместе в морской пехоте. И предложил хорошо оплачиваемую работу – сущий пустяк. Надо было отстрелить одного банкира. Я, естественно, согласился. Провел подготовительную работу, выбрал позицию на чердаке старого дома, что стоял напротив банка, уложил оружие в тайник и вечером отправился в кабак. Работать мне предстояло утром. А в кабаке заметил, что Лили не похожа на себя. Она в каком-то исступлении вертелась юлой на сцене…

Прайтон прервала любовника:

– Тебе доставляет удовольствие издеваться надо мной? Плевать я хотела на твою французскую шлюху.

– Ты погоди, поймешь, к чему я клоню. Буду короче. В общем, как завалились мы с ней в постель, я понял: подружку кто-то прилично накачал наркотой. Она была неудержима. Кое-как я вырвался от нее в пять утра. Поехал к банку. Не опоздал. Прибыл за полчаса до приезда банкира. Расчехлил винтовку, вытащил доску из заколоченного окна. Как положено, решил проверить прицел. И представляешь, не смог. Руки тряслись так, словно я месяц пил. Вот тут испугался. В таком состоянии не только не всадил бы пулю в голову клиента, а хорошо, если б зацепил краем. Что делать? Хорошо, была с собой фляга виски. Выпил граммов двести. И только после этого тремор прекратился. Вот как, Милли, подействовало на меня пресыщение сексом. Так что я на собственном опыте убедился: лучше перед делом не трахаться. Вот и ты сейчас испытываешь почти то же, что и я тогда на чердаке. У меня руки тряслись, в тебе тревога проснулась. Надо было ограничить страсть.