– Да, от этих парней и нам много хлопот, – сочувственно сказал мистер Кирк.

– Когда они врываются к тебе в квартиру, – проговорила Гарриет, – и пытаются подкупить твоих слуг.

– К счастью, Бантер – Неподкупный с зеленым лицом.

– Карлейль, – одобрил мистер Кирк. – “Французская революция”[134]. Бантер ваш, кажется, молодчина. И голова на плечах имеется.

– Но мы, как оказалось, скрывались зря, – сказала Гарриет. – Сейчас они нас быстро нагонят.

– Эх! – вздохнул мистер Кирк. – Вот что значит быть известными людьми, все время находясь в потоке света, что падает на трон.

– Эй! – сказал Питер. – Так нечестно. Нельзя второй раз Теннисона[135]. Но это уже сделано, а что сделано… стоп, Шекспира лучше оставить на потом[136]. Смешнее всего то, что мы прямо сказали мистеру Ноуксу, что ищем тишины и покоя и не хотим, чтобы о нашем приезде раззвонили по всей округе.

– Ну, об этом он неплохо позаботился, – заметил суперинтендант. – Ей-богу, вы ему сыграли на руку, не правда ли? Проще простого: он уезжает, и никто его не хватится. Не думаю, что он собирался отправиться так далеко, как получилось, но тем не менее.

– То есть это точно не самоубийство?

– Вряд ли, с такими-то деньгами! И к тому же доктор говорит, что это абсолютно исключено. Мы к этому вернемся попозже. А сейчас насчет дверей. Вы уверены, что они обе были заперты, когда вы приехали?

– Абсолютно. Переднюю дверь мы сами отперли ключом, а заднюю – дайте вспомнить.

– Я думаю, ее отпер Бантер, – сказала Гарриет.

– Лучше позвать Бантера, – предложил Питер. – Он скажет точно. Он никогда ничего не забывает. – Он позвал Бантера, прибавив: – Чего нам здесь не хватает, так это звонка.

– И вы не видели никакого беспорядка, кроме того, о чем сказали, вроде яичной скорлупы. Никаких отпечатков? Никакого оружия? Ничто не опрокинуто?

– Я точно ничего не заметила, – сказала Гарриет. – Но там было довольно темно, и, конечно, мы ничего не искали. Мы не знали, что там есть что искать.

– Подождите-ка, – проговорил Питер. – Сегодня утром видел я что-то странное. Я… нет, не помню. Понимаете, из-за трубочиста все в доме передвинули. Уж не знаю, что мне показалось. Если что-то и было, этого больше нет. О, Бантер! Суперинтендант Кирк хочет знать, была ли задняя дверь заперта, когда мы вчера вечером приехали.

– На замок и задвижку, милорд, сверху и снизу.

– Вы не заметили чего-нибудь странного вообще в доме?

– Кроме отсутствия тех удобств, которые мы ожидали, – с чувством сказал Бантер, – таких как лампы, уголь, еда, ключ от дома, застеленные постели, прочищенные дымоходы, а также если исключить грязную посуду в кухне и присутствие личных вещей мистера Ноукса в спальне, – нет, милорд. В доме не было каких-либо аномалий или несоответствий, которые я бы заметил. Кроме.

– Да? – с надеждой сказал мистер Кирк.

– В тот момент я не придал этому значения, – медленно проговорил Бантер, как будто признавался в легком отступлении от своего долга, – но в этой комнате на серванте было два подсвечника. Обе свечи в них полностью сгорели. Полностью.

– Так и было, – подтвердил Питер. – Я помню, как вы вычищали воск перочинным ножом. Сгорели свечи ночи.

Суперинтендант, поглощенный выводами из показаний Бантера, не отреагировал на цитату, пока Питер не ткнул его под ребра и не повторил ее, добавив:

– Я же знал, что Шекспир мне еще понадобится![137]

– А? – вскинулся суперинтендант. – Свечи ночи? “Ромео и Джульетта” – но это здесь не подходит. Сгорели? Да. Значит, они уже горели в момент убийства. То есть уже стемнело.

– Он умер при свечах. Звучит как название высоколобого триллера. Одного из твоих, Гарриет. Когда найдешь это место, сделай отметку.

– Капитан Катль[138], – сказал мистер Кирк, на этот раз не проспав. – Второе октября – солнце садится где-то в полшестого. Нет, тогда было летнее время. Скажем, полседьмого. Не то чтобы нам это что-то давало. Вы не видели, чтобы тут валялось что-нибудь, что могло бы послужить орудием убийства? Не было киянки или дубинки, а? Никакого…

– Сейчас он это скажет! – прошептал Питер Гарриет.

– тупого предмета?

– Сказал!

– Я никогда не верила, что они действительно так говорят.

– Ну а теперь убедилась.

– Нет, – покачал головой Бантер, немного подумав. – Ничего подходящего под это описание. Ничего, кроме обычной домашней утвари на подобающих ей местах.

– Есть у вас идеи, – спросил его светлость, – о какой разновидности старого доброго тупого предмета идет речь? Размер? Форма?

– Об очень тяжелой, милорд, вот все, что я могу сказать. С гладким, тупым концом. В том смысле, что череп треснул, как яичная скорлупа, а кожа практически цела. Поэтому нет крови, которая могла бы нам помочь, и, что хуже всего, мы ни сном ни духом, в каком же месте это все стряслось. Знаете, доктор Крэйвен говорит, что покойный… Слушай, Джо, где то письмо, которое доктор написал, чтобы я послал его коронеру? Прочитай его светлости. Может, ему удастся понять, у него-то есть кое-какой опыт и образования побольше, чем у нас с тобой. Не понимаю, к чему врачам такие длинные слова. Оно, конечно, для общего развития полезно, этого я не отрицаю. Я примусь за него со словарем перед сном и наверняка наберусь учености. Но, по правде говоря, в наших краях мало убийств и насильственных смертей, поэтому у меня не очень-то много практики в технической части, так сказать.

– Хорошо, Бантер, – сказал Питер, видя, что суперинтендант закончил с ним. – Можете идти.