Злоба вспыхивает у Вауна в горле, и он забывает про осторожность.

— Нисколько!

Рокер соболезнующе улыбается.

— Это мы очень скоро поправим. Не волнуйся.

Волноваться? По правде сказать, когда-то в деревне Ваун волновался, но Дайс достаточно охотно все объяснил на корабле, когда был задан вопрос:

«Нет, мы не хотим девчонок. Нам не нужны девчонки. Желания и нужды — это слабость. Не нуждаться в девчонках и не хотеть их — одно из наших преимуществ перед рэндомами».

Зачем Вауну желать иметь желание? Он наблюдал, как это желание поражает мальчиков в деревне, когда они достигают зрелости, видел лихорадочное томление, сжигающее их мысли и их жизни, лишающее их покоя, не оставляющее драгоценного времени для чего-либо еще. Кому нужна такая нужда? Зачем нужны абсурдные мускулы адмирала, кроме как ради того, чтобы производить впечатление на девчонок?

Верзила пожимает плечами и отпускает руку Вауна, но только чтобы схватить его за плечо, невинно докапываясь до болевой точки на ключицы.

— Ну, все, чего бы ты ни пожелал, — у Патруля это есть. И все, что в тебе есть, Патруль выявит. Это лучший шанс из возможных для парня твоего возраста.

Это прекрасное предложение. Вауну бы прыгать от радости. Почему он не прыгает?

— Но я всего лишь крестьянин! Рокер-хмурится, под золотистыми бровями вспыхивают голубые глаза.

— Это означает «нет»?

Ваун в отчаянии смотрит на Тэма. Тэму становится его жалко, он смеется, подходит ближе, и его присутствие разряжает обстановку.

— Вам это не напоминает Приора, сэр? Такая же осторожность! Ваун, адмирал делает тебе очень хорошее предложение, совершенно искреннее, я уверен. Здесь есть еще одно не упомянутое им преимущество — безопасность. Новобранцы отправляются в спецшколу в Доггоце, а в Доггоце ты будешь огражден от своих прежних приятелей, что может быть полезно для твоего здоровья, а мы пока всех их изловим. Ты будешь хорошо спрятан. Там уже не будет никого, кто помнил бы Приора, а если кто-то и помнит, то это не имеет значения. Ты можешь вполне честно сказать, что ты его брат. Там каждый — чей-нибудь сын, племянник и так далее.

Ваун видел по общественному кому представления, в которых герой или героиня отправлялись в Доггоц — судя по всему, крутое местечко. Он не боялся.

Он сможет справиться со всем, с чем может справиться другой новобранец, но мало ли что еще может случиться с ним в Доггоце? У Патруля, возможно, там есть свои собственные лаборатории. В Доггоце Ваун окажется исключительно по милости Рокера… У Рокера есть хоть немного милости?.. Если есть, он пока ее не проявлял.

— Так что ты будешь вне поля зрения, — продолжает Тэм. — Кроме того, это фантастическая возможность для любого человека твоего происхождения, необычайно щедрая награда за ту помощь, что ты нам оказал. Думаю, у тебя хватит мудрости согласиться.

И больше ничего. Никакого тебе выбора. Ваун долго изучает дружескую улыбку Тэма и в конце концов смотрит на Рокера и говорит:

— Спасибо, сэр. Я согласен. Но на самом деле он обращается к Тэму. В мире должен быть хоть кто-то, кому он мог бы доверять.

Неохотно признаваясь самому себе в том, что бежать с подвернутым коленом мог только упрямый идиот — а сие вышеупомянутое колено стало теперь огненным шаром безумной боли, — Ваун свернул с дорожки на неприметную боковую тропу, выводящую к малоизвестному входу через подвал.

Он не видел смысла идти в собственные апартаменты или в какие-либо другие часто посещаемые части дома. Принял душ, подсушился, оделся, не снижая темпа… кроме того момента, когда он вставлял себя в шорты — этот процесс так и не усовершенствован наукой с доисторических времен. Ваун сделал небольшую паузу, чтобы оскалиться своему отражению в зеркале, и пришел к выводу, что выглядит еще более удручающе, чем он думал. Меньше, чем через три минуты после того, как он вошел в здание, он спустился по лестнице на террасу. Новый рекорд.

Ему следовало бы, конечно, пойти и принять пропущенную утром порцию бустера, но врачи бы добавили какого-нибудь обезболивающего, а Ваун извращенно полагал, что заслужил еще немного страданий за свою глупость. Еще часок-другой без бустера вреда не причинит.

В незастегнутой рубашке, на ходу вытирая волосы, задыхаясь от ходьбы, он приостановился в дверном проеме, чтобы полюбоваться видом. Залив, Триумфальные Склоны, Западная Оконечность, ледяной шпиль Бэндора… он давно все это знал.

Сегодня туристы тянулись в Вэлхэл не за этим…

Ее голову обрамляли золотым огнем солнечные лучи. Фейрн стояла, облокотившись о балюстраду, на цыпочках и всматривалась во что-то внизу. Ваун не видел, что привлекло к себе ее интерес — скорее всего заросли спектральных орхидоформ, переживавших сейчас свое лучшее время, бахвалясь своим самодовольством на всех лужайках, — но он видел длинные стройные ноги, тонкие белые шорты, туго обтягивавшие аккуратную попку, столь же прекрасную, сколь и все прочие из тех, какими он в своей жизни восхищался. Рядом располагался мужской зад в убранстве военной формы спейсера, и долговязому лейтенанту не приходилось вставать на цыпочки, чтобы смотреть.

Этому придется уйти.

Удивляясь, что его пульс не снижается, Ваун отбросил полотенце. А как бы он реагировал на нее, если бы принял свою обычную дозу «закрепителя»? Такие размышления приводили в трепет. «Вероятность — девяносто девять процентов!»

Сунув руки в карманы, не застегивая рубашку, он захромал босиком по запекаемому солнцем камню-плитняку.

Ни Клинок, ни Фейрн не услышали его приближения. Он облокотился о покрытый лишайником камень рядом с ней. О, эти веснушки! По всему видимому пространству — на руках, ногах, плечах. Логично предположить, что они есть и по всему невидимому пространству. Он пересчитает их все, даже если на это уйдет целый год.

— Очень рад, что ты приехала, — нежно сказал он.

Лейтенант Клинок, как разжатая пружина, судорожно принял вертикальное положение, щелкнул каблуками и отдал честь. Фейрн подпрыгнула и повернулась.

— Адмирал! Вы застигли меня врасплох. Она попыталась улыбнуться, но в то же время странная бледность покрыла ее полупрозрачную кожу, окрасив лицо в цвет мела и превратив все веснушки в крупный песок на фарфоровой тарелке.

Ваун в изумлении схватил ее руки. Тонкие холодные руки. Он редко видел глаза столь бледно-голубые, как небо над морем. Он понимал, что его взгляды должны выдавать страсть.

— Вы бы желали быть застигнутой бурей? Фейрн облизнула губы, ей понадобилось какое-то время, чтобы обрести дар речи.

— Ведь для этого и нужны герои, правда? Она огляделась, будто пытаясь апеллировать к партнеру, но лейтенант Клинок торчал сзади — неподвижная мраморная статуя. Даже не моргал.

Ваун смутился. Она была еще меньше ростом, чем он себе представлял, а сейчас она казалось такой испуганной и… ранимой.