И я забыл.

А армейское начальство рассталось со мной по-хорошему. Они выдали мне денежную компенсацию и нажали на множество тайных пружин, когда я решил, что хочу пойти на службу в полицию. О да, на их отношение ко мне я пожаловаться не могу; но они ни слова не сказали мне о моем друге и запретили его разыскивать. Я для них умер, я нигде у них больше не числился.

Я был неудачником.

И я по-прежнему неудачник. Распавшийся брак. Похищена моя дочь. Но теперь мне все ясно. Все встало на свои места. По крайней мере я знаю, что Гордон жив, хоть и не совсем здоров, и знаю, что он похитил мою девочку и намерен ее убить.

И убить меня, если удастся.

А чтобы вернуть дочь, мне, наверно, придется убить его.

И теперь я это сделаю. Да поможет мне Бог, я непременно сделаю это.

Когда Джон Ребус пробудился от своего сна, такого глубокого, полного сновидений, он обнаружил себя сидящим в кресле. Над ним, настороженно улыбаясь, стоял Майкл, а Джилл ходила взад и вперед по комнате, глотая слезы.

– Что случилось? – спросил Ребус.

– Ничего, – ответил Майкл мягко.

И тут Ребус вспомнил, что Майкл его загипнотизировал.

– Ничего?! – воскликнула Джилл. – Это, по-вашему, ничего?

– Джон, – сказал Майкл, – я и понятия не имел, какие чувства ты испытывал по отношению к старику и ко мне. Мне очень жаль, что мы заставляли тебя страдать.

Майкл положил руку на плечо брату – брату, которого никогда не знал.

Гордон, Гордон Рив. Что с тобой случилось? Весь грязный и оборванный, ты кружишь вокруг меня, как песок на продуваемой ветром улице. Названный брат. У тебя моя дочь. Где ты?

– О господи! – Ребус уронил голову на грудь и зажмурился. Джилл погладила его по голове.

За окном светало. Птицы вновь неутомимо выводили свои рулады. Ребус был рад, что они зовут его обратно в реальный мир. Они напомнили ему о том, что там, за стенами его квартиры, кто-то, возможно, чувствует себя счастливым: любовники, просыпающиеся в объятиях друг друга, или человек, который вдруг понимает, что сегодня у него выходной, или пожилая женщина, благодарящая Бога за то, что Он подарил ей еще один день жизни.

– Вот уж воистину потемки души, – проговорил он, поеживаясь. – Здесь холодно. Наверно, горелка погасла.

Джилл вытерла слезы и скрестила руки на груди.

– Нет, здесь довольно тепло, Джон. Послушай,- медленно, вкрадчиво заговорила она, – нам нужны точные приметы этого человека. Я знаю, это неизбежно будут приметы пятнадцатилетней давности, но с них следует начать. Затем нужно установить, что произошло с Ривом после того, как ты его бро… как ты с ним расстался.

– Эти сведения наверняка засекречены, если вообще существуют.

– И необходимо рассказать обо всем шефу. – Джилл продолжала говорить, словно Ребус ее и не перебивал. Она сосредоточенно смотрела прямо перед собой. – Необходимо найти этого подонка.

Голоса звучали тихо, как в комнате умершего, хотя на самом деле им довелось присутствовать при рождении – рождении памяти. О Гордоне Риве. О шаге за пределы той холодной, беспощадной камеры. О том, как он покинул…

– А ты уверен, что этот Рив – именно тот тип которого ты ищешь? – Майкл наливал еще виски.

Ребус посмотрел на протянутый ему стакан и покачал головой:

– Нет, мне не надо, спасибо. У меня и так в голове шумит. Да, теперь я не сомневаюсь, что за этим стоит Рив. Письма – крестики и узелки. Нетрудно разгадать эту шараду. Рив наверняка считает меня тупицей. Он несколько недель посылал мне письма, а я не сумел понять их смысл… Я не уберег тех девочек… И все потому, что не смог посмотреть в лицо фактам… фактам…

Джилл, стоявшая у него за спиной, наклонилась и положила руки ему на плечи. Джон Ребус вскочил со стула и резко повернулся к ней. Рив! Нет, это Джилл, Джилл.

Он покачал головой, молча прося прощения. Потом залился слезами.

Джилл посмотрела на Майкла, но тот уже потупил взор. Она крепко обняла Ребуса и не отпускала его больше от себя, шепотом твердя ему, что это она, Джилл, рядом с ним, а не какой-нибудь призрак из прошлого. Майкл спрашивал себя, во что это он ввязался. Он еще никогда не видел, как плачет Джон. И вновь его захлестнуло чувство вины. Он прекратит свои делишки. Ему это больше не нужно. Он затаится, будет тише воды, ниже травы, и пускай поставщик ищет его, пока не надоест, а покупатели найдут себе новых продавцов. Он это сделает – не ради Джона, а ради своего же блага.

«Мы обращались с ним паршиво, – подумал он. – Это правда. Мы со стариком обращались с ним как с незваным гостем».

Позже, за кофе, Ребус казался невозмутимым, но Джилл по-прежнему не сводила с него взгляда – удивленного, беспокойного.

– Можно не сомневаться, что этот Рив спятил, – сказала она.

– Не исключено, – откликнулся Ребус. – Но несомненно одно: он вооружен. Он готов ко всему. Этот парень состоял в Морском корпусе и служил в спецназе. Он вынослив как черт.

– И ты был вынослив, Джон.

– Поэтому именно я должен его выследить и поймать. Надо обязательно втолковать это шефу, Джилл. Я обязан сам заняться этим делом.

Джилл поджала губы.

– Не уверена, что шеф будет в восторге, – сказала она.

– Ну и черт с ним. Я все равно найду ублюдка.

– Займись этим, Джон, – попросил Майкл. – Займись. Не слушай никого.

– Мики, – сказал Ребус, – о таком брате, как ты, можно только мечтать. А нет ли у нас случайно чего-нибудь поесть? Я помираю с голоду.

– А я страшно устал, – откликнулся Майкл, очень довольный собой. – Ты не против, если я прилягу на часок-другой, прежде чем ехать обратно?

– Конечно, Мики, иди в мою комнату.

– Спокойной ночи, Майкл, – сказала Джилл.

Уходя от них, он улыбался.

Крестики и узелки. Крестики и нолики. Это же так очевидно! Рив, наверное, принимал его за дурака – и был, пожалуй, прав.

Те нескончаемые игры, в которые они играли, все эти хитрости и маневры, да и их разговор о христианской вере, эти рифовые узлы и гордиевы узлы. И Крест. Боже, каким же он был глупцом, позволив подсознанию убедить его в том, что прошлое – это никчемный треснувший сосуд, опустошенный, лишенный истинного смысла! Какая глупость!

– Джон, ты расплескиваешь свой кофе.

Джилл несла из кухни целую тарелку гренков с сыром. Ребус встряхнулся и пришел в себя.

Вот, поешь. Я звонила в управление. Мы должны быть там через два часа. Они уже начали проверку личности Рива. Мы его обязательно найдем.