– Отец – есть отец, – то и дело шептала она себе под нос. – И никуда от этого не денешься!

В это время отец, который, надо заметить, сомневался в своём отцовстве, вечно обвиняя Аврору в невозможном – в том, что Арина вовсе не его дочь, а мароновское отродье (и это несмотря на то, что наша героиня впервые увидела знаменитого певца Фазиля Маронова, когда Аришеньке стукнуло два года), вступил в маленькую комнату.

– Аринка! Что делаешь? – спросил Юрик, пытаясь придать своему голосу весёлости. Но вот что странно – Метёлкин мог сыграть что угодно и кого угодно, он мастерски пародировал голоса дикторов, актёров и собственных родителей, он мог изобразить сердечный приступ так, что окружающие хватались за телефонную трубку, дабы вызвать карету «Скорой помощи», он был способен в любой момент пустить слезу – только с собственной дочерью, похожей на него как две капли воды (особенно в детские годы), он не то что не мог играть! – он и поговорить с ней просто, по-человечески был не в состоянии. – Я говорю, что ты делаешь-то? – повторил он свой вопрос. Арина, причёсывая плешивую куклу, упрямо молчала – ну чисто как партизан на допросе у фрицев. – Вот страшилище! Это что у тебя? А? Неужели кукла? Где ты её откопала, на помойке, что ли, подобрала? – и Метёлкин заржал, яко молодой жеребец. – По помойкам, значит, ходишь, игрушки подбираешь?! – хохотал он всё громче. – Ну и ну! – дочь смотрела на него исподлобья уничтожающим взглядом. – Дай посмотреть-то! Дай! – и он попытался выхватить пупса из её рук.

– Моё! – взревела «кровинушка», мёртвой хваткой вцепившись в ляльку. – Моё! Моё! Моё!

– Ой, ой, ой! Скажите пожалуйста! – и Метёлкин принялся выхватывать из её рук почти лысое чучело.

– Моё! – прорычала Аришенька и звонко пискнула: – Иди отсюда!

– Тьфу! – плюнул Метёлкин. – И это моя дочь! Тьфу!

– Играете?! – с умилением проговорила Зинаида Матвеевна, войдя в комнату.

– Он у меня куклу хотел отобрать! – незамедлительно пожаловалась Арина.

– Какая ж гадина! – в сторону шепнул Метёлкин.

– Что ты, детонька! Что ты, солнышко моё! Папа, наверное, просто посмотреть хотел! Папа с тобой поиграть вздумал!

– Отобрать он хотел! Кобель проклятый! – вдруг выдала «детонька».

– Что?! Что ты сказала?! – переспросил он дочь, в ярости сжимая кулаки.

– Фашист! – не унималась Арина, чувствуя себя защищённой в присутствии бабки.

– Так, Ариночка, нельзя с папой разговаривать. Он старше тебя, – с видом мудрого и справедливого монарха проговорила Гаврилова.

– Нет! Это ж надо! Дочь против меня настроили! – возмущался Метёлкин. – Ребёнка! А! Это ж надо?!

– Нет, нет, Юрочка, мы Аришеньку не настраиваем против тебя, – уверяла Гаврилова, таща его за руку вон из комнаты. – Она маленькая, мало ещё чего понимает! Что с робёнка-то взять? Ты сам посуди, Юраш!

– Эх! Мама! – воскликнул Юрик взволнованно. – Люблю я их! И Басенку, и Аришку! Что ж это такое творится?! Как же можно?! Вот так вот взять и бросить меня?! – Метёлкин ещё битый час распинался перед бывшей тёщей, уговаривая её повлиять на дочь, дабы та вновь соединила с ним судьбу. Он приводил тысячу аргументов в свою пользу, он поведал Гавриловой, что переходит со станкостроительного завода на высокооплачиваемую работу в такси, обещал, что Аврора с Ариной будут буквально в деньгах купаться, ни в чём нужды не знать. Он – хитрец, знал, что самым главным в жизни для Зинаиды Матвеевны был материальный, денежный вопрос, поскольку тёща более тридцати лет проработала кассиром на часовом заводе, с утра до вечера считая чужие деньги, снедаемая завистью. Уж кто-кто, а Гаврилова понимала, что лишних денег не бывает и что чем их больше, тем лучше. Словом, разливался соловьём Метёлкин, время от времени одаривая тёщу страдающим взором своих прекрасных глаз цвета едва подвядших незабудок – так, что у Зинаиды Матвеевны (образно говоря) уши засахарились, а в голове крутился один непостижимый для неё вопрос: и отчего её глупая дочь развелась с таким достойным, положительным человеком?

В конце концов Юрик выудил из мягкосердечной бывшей тёщи своей всё, что ему было надо, и, пустив напоследок скупую мужскую слезу, покинул её, любезно поцеловав руку.

– Ох! Юраш! Хороший ты всё ж таки парень! – зардевшись от удовольствия, воскликнула Гаврилова и пообещала поговорить насчёт него со своей неразумной... нет! безголовой просто-таки дочерью!

Окрылённый надеждой Метёлкин вылетел от Гавриловой, нацепил шлем и, вскочив на мотоцикл, как на коня, помчался к посольству, где работала его бывшая супруга, по тому самому адресу, который он благодаря своим талантам и обаянию выведал у наивной Зинаиды Матвеевны.

Остаток Аврориного трудового дня он простоял напротив премиленького трёхэтажного здания, с нескрываемым интересом наблюдая, кто оттуда выходит и кто заходит внутрь. Он шарящим взглядом едва ли не поминутно оглядывал окна, пытаясь угадать, за каким из них сидит инспектор по контролю – его любимая Басенка. Увлёкшись этой шпионской игрой, он напрочь забыл о конспирации: вытянув шею, Метёлкин стоял напротив посольства, на самом видном месте.

За два часа до окончания рабочего дня Аврора заметила долговязую, чуть сутуловатую фигуру бывшего мужа. И в одно мгновение она поняла всё, живо представив, как Юрке без особого труда удалось расколоть Зинаиду Матвеевну: роняя слёзы и хватаясь за сердце.

Аврора незамедлительно позвонила домой и выразила родительнице своё недовольство, на что та сказала:

– А ты тожа хороша! Развелась! А чего развелась? Непонятно! Подумаешь – изменил! А вот он обещал в «таксомотор» устроиться! Знаешь, какую деньгу будет заколачивать?! Тебе и не снилось! Вот тогда-то локоточки-то и покусаешь!

– Не покусаю! Мне всё равно, куда он устроится и сколько будет зарабатывать! – разозлилась Аврора. – Ведь просила тебя, как человека: не говори ему, где я работаю!

– Конечно! Мать – дура! Мать недалёкая! Мать – тёмная женщина! Конечно! Мы в институтах не учились! – с чувством закричала Зинаида Матвеевна, но тут же проговорила сердобольно, жалостливо так: – Ой! Аврор! Юрку-то жауко всё же! Чего ж он как собака бродячая – ходит неприкаянный! – и она завыла в трубку. – Всё ж не чужой он нам человек! Всё же робёнок у вас с ним общий! – смачно высморкавшись, заключила она и бросила трубку.

С того самого дня, когда сердце Зинаиды Матвеевны сжалось от нежного, материнского чувства к бывшему зятю, – тот принялся за своё. А именно: Юрик, как и прежде, всюду стал преследовать бывшую жену.

Поначалу он старался не обнаруживать себя – наблюдая за Авророй из-за углов домов или мчась за ней по соседней улице. Но очень скоро – не прошло и недели, как он возник перед ней прямо у посольства и, рухнув на колени при свидетелях, попросил её руки и сердца. Аврора же залилась краской, буркнула что-то нечленораздельное и пустилась от него наутёк вверх по улице. Метёлкин бежал за ней, выкрикивая:

– Басенка! Вернись! Люблю тебя безмерно! Обожаю! Жить без тебя не могу! У нас же дочь! – настигнув свою Басенку, Юрик схватил её сначала за плечо, потом за талию, привлёк к себе и сделал официальное предложение руки и сердца.