Копченый вернулся быстро. Я только-только успел выпить стакан чая. Избалованный когда-то настоящим английским чаем, я долго не мог привыкнуть в лесу к тому чаю, что продают в России под видом английского, и даже некоторое время предпочитал пить чистую воду вместо плохого чая. Потом привык и умудрялся даже грузинский пить. Слышал я, что во времена Советского Союза все пили грузинский чай. Удивительно, как русские не вымерли от него.

Пакет с упакованной сим-картой я вскрыть еще не успел, только достал мобильник, как он зазвонил в моей руке. Это было странно, потому что сюда никто не должен был звонить. Я посмотрел на экран мобильника. Номер не знакомый. И проигнорировал звонок. Дождался, когда телефон смолкнет, сменил сим-карту и набрал номер Иналукова.

– Слушаю.

– С наступающим днем рождения, Зубаир Джунидович.

– Спасибо. Кто это?

– Мы с вами знакомы заочно, поэтому я сразу себя называть не буду, но хотел бы вас предупредить, что вас в недалеком будущем собираются убить.

Пауза затянулась чуть не на минуту.

– И что? Я уже слышал, что убийство готовится. Спасибо за предупреждение, но я не боюсь никого. Пусть Людоед приходит...

Ага, понял я, значит, Зубаир Джунидович знает, что для меня на его юбилее готовится ловушка. И он принимает в подготовке участие. Но едва ли знает, что с ним должно произойти в действительности.

– Вы что-то путаете, уважаемый, – сказал я спокойно. – Людоед не собирался вас убивать. Он намеревался с вами переговорить по душам, но переговорить честно, если вы так умеете. А убить вас должны ваши же сообщники.

Вторая пауза длилась, пожалуй, дольше первой.

– Зачем им меня убивать? Какой в этом смысл?

– Чтобы не дать возможности Людоеду что-то у вас спросить...

– Вы говорите ерунду. Извините, мне некогда. Меня ждут в аппарате президента республики. И потому...

Телефон Иналуков, впрочем, не отключил, следовательно, мои слова его заинтересовали. А кого бы не заинтересовали подобные слова!

– А потому я советую вам проверить ваш счет в Лондоне. Вы же можете сделать это со своего компьютера. И тогда убедитесь, что счет пуст. С него сняли все деньги как раз потому, что вас уже записали в покойники...

– Да, я знаю… что деньги сняли, – задумчиво сказал Зубаир Джунидович. – Но это вопрос производственной необходимости.

– Ваше убийство – это тоже вопрос производственной необходимости.

– То есть?

– Вашим сообщникам нужно свалить вину за убийство на Людоеда. Тогда будет оправдано убийство самого Людоеда. Именно убийство, а не задержание.

Третья пауза была самой длинной. Я даже стал ждать, и, если бы не слышал тяжелого дыхания собеседника, подумал бы, что он задремал от скучного ему разговора. Но будить Иналукова не пришлось.

– Кто вы? – спросил он наконец.

– Людоед.

Я думал, что после этого сообщения последует четвертая пауза. Однако Зубаир Джунидович быстро себя в руки взял.

– За мной уже пришла машина. Я вернусь через пару часов. Позвоните мне или я вам сам позвоню. Номер у меня в мобильнике сохранился...

– Я с чужого телефона звоню. Я сам свяжусь с вами.

– Вы желаете встретиться?

– Есть у меня такое желание.

– Говорят, вы – человек слова. Вы можете гарантировать мою безопасность?

– Обещаю.

– Вероятно, мне будет что вам сообщить. Вам такой разговор покажется интересным. Звоните, я буду ждать и подготовлю вам кое-какие документы. Копии, конечно.

– Вы знаете, что мне нужно.

– Догадаться не трудно.

И он отключил связь.

Я победоносно посмотрел на Копченого. Но он разговора не слышал, потому что мой мобильник, с которого я обычно выходил в Интернет, был самым простым и не имел громкоговорителя. Но в принципе Давид и не мог оценить мой успех так, как я сам его оценивал. Это был уже громадный шаг к победе. Если Иналуков разоткровенничается, я могу надеяться на реабилитацию своего имени. Естественно, после громадного скандала, который поднимется в Интернете, да и не только там. Когда будут опубликованы материалы, медиахолдинг в состоянии поднять шум по всему миру, и он этот шум поднимет. Мне нужны только доказательства.

* * *

Я опять забрался в свой электронный почтовый ящик, поскольку мне часто приходят письма и на них порой приходится оперативно реагировать. И опять пришло письмо от странного доброжелателя, вычислить которого я так и не сумел. Но вопрос, который он мне задал, был уже конкретным. И я, конечно, ответил точно так же, прямо. Доброжелатель хотел знать, кто такой Асхаб Гойсумович Абдулкадыров. У меня от этого имени кулаки сжались – так захотелось ударить уважаемого старшего следователя по особо важным делам. Так ударить, чтобы он всю свою важность потерял и звездочками со своих полковничьих погон подавился. Эх, была бы возможность до него дотянуться.

Боюсь, все эти эмоции в письмо вылились. Хотя, в принципе, бояться мне нечего, и я имею право быть откровенным. Я никого огульно не обвиняю. Я говорю только то, что соответствует истине, и за каждое свое слово готов ответить.

Мне объяснили, какие вопросы не давали в последнее время Абдулкадырову спать. И я понял, что дело серьезное. Так хорошо понял, что даже на Копченого глянул. Да, это несомненно... Копченый – фигура настолько заметная, что только я, каждый день пребывая с ним рядом, уже не обращаю внимания на темный цвет его лица. Его можно было бы и за негра принять, имей он кучерявые волосы и губы потолще. Да и нос другой формы. Давид – особая примета, по которой меня могут найти.

Но тут же у меня возник встречный вопрос. Причем вопрос очень острый: где мой собеседник мог видеть Копченого? Почему Асхаб Гойсумович к нему обратился?

Доброжелатель наконец-то представился. Как ни странно, я даже обрадовался, узнав, что это тот самый комбат, которому я прострелил ногу. Он Копченого видел. Но старшему следователю на сдал. Это уже хорошо. Значит, на комбата можно надеяться. Он – вояка, а не интриган. И потому у меня мысли не возникло, что комбат пытается меня заманить в какую-то хитрую ловушку. Я видел его спокойные глаза. Спокойные глаза под автоматным стволом, когда смерти ждешь – это признак человеческого достоинства. Если человек имеет достоинство, на него всегда можно положиться и не ждать от него подлости. Это я могу с уверенностью заявить, как доктор психологии... Ученого звания-то меня никто пока не лишил.

Такая короткая беседа, даже если не смотришь собеседнику в глаза, способна поднять настроение. Значит, даже те, кого я обязан считать врагами, не все одинаково плохо ко мне относятся. Кто-то и разобраться пытается, желает узнать правду. Если дело обстоит так, значит, я могу выйти и говорить правду, и мне поверят. Но доказательства все же нужны. И их необходимо будет добыть.