Постепенно вспоминаю последние часы прошедшей ночи. В своем небесно-голубом кабриолете я покатила на стоянку перед ночным рестораном в деревне Кампен. Подвела губы, подкрасила ресницы и в сопровождении Марпл отправилась праздновать свой день рождения. Несколько мужчин приятной наружности не бросились ко мне, что меня огорчило, но по причине не существующего больше чувства собственного достоинства по-настоящему не оскорбило.

Лишь около двух часов я увидела знакомое лицо: жену Юлиуса Шмитта. Как ее зовут? Рената? Петра? Моника? Я незаметно за ней наблюдала. Как раз тот тип женщин, чье имя не запомнишь. Бедная женщина. Пару секунд она смотрела прямо на меня. Сейчас она подойдет и начнет жаловаться. Только этого мне не хватало. При всей женской солидарности этого не надо. Я уже собралась отвернуться и демонстративно посмотреть в окно, но тут она отвернулась и посмотрела в окно. Она меня не узнала. Какая наглость! Больше всего мне хотелось подойти к ней и сказать, что я не собираюсь ей навязываться, потому что вообще не могу вспомнить, как ее зовут.

Но, присмотревшись, я увидела, что ей и без моих выступлений плохо. Она выглядела невероятно одинокой. Возможно, как и я. Пила джин тоник, как и я. Ходила туда сюда по танцплощадке. Одна. Эта полная дама. С толстым носом, похожая на своего мужа, который собирался начать новую жизнь. Без нее.

Она увлеченно танцевала под песню Глории Гейнор, под которую любят танцевать все страдающие женщины. И те, кто подпевает громче всех, – самые несчастные. Я не танцевала, но тихо подпевала себе под нос:

Oh no not I

I will survive!

Oh as long as I know how to love

I know I ll stay alive.[64]

Я считала.

Когда я уходила, она все еще танцевала. Рената, Петра или Моника Шмитт. Женщина, чье имя не запомнишь, а фамилия принадлежит ее мужу.

Go on now, go

Walk out the door

Just turn around now

Cause you're not welcome anymore…[65]

Мне было жаль нас обеих.

Я пошла к машине, положила голову на пластиковый пакет с книжками, а руку на мягкую шерсть мисс Марпл. И заснула.

«Это номер Ингеборг Химмельрайх. Оставьте свое сообщение после звукового сигнала, и я вам перезвоню. Пииип».

«Ибо, это куколка. Жаль, что тебя нет. В Химмельрайх я уже звонила, но я знаю, что сегодня ты дома. Хотела сказать тебе, что еду в Гамбург. Я пока на острове, но уже встала в очередь на паром. Звоню из телефонной будки с вокзала, потому что мобильник сел. Можем мы увидеться сегодня вечером? Тогда я наконец расскажу, что произошло. Попробую позвонить тебе еще раз, когда буду в Гамбурге. Пока, до встречи».

Я наотвлекалась досыта. Пора с этим кончать. Я еду домой, чтобы воспользоваться классическими, испытанными методами преодоления проблем: вино, подруга и пение. Выпью ледяной коктейль Кави ди Кави на террасе. Изображу перед любимой Ингеборг весь долгий путь моих страданий. Под нежное сопровождение «The only one» Лайонела Ричи. У него голос, как ванильный сироп.

Let me tell you now

all that's on my mind.[66]

А когда Ибо узнает страшную, ужасную правду, я буду много плакать. А она будет долго гладить меня по голове, все поймет и, надеюсь, скажет:

«Теперь я могу тебе сказать. Этот Филипп мне с самого начала не нравился».

Или: «Ты можешь его только пожалеть, куколка, парень испортил себе жизнь».

Или: «Теперь прекрати реветь и давай поговорим о главном: о мести».

В отличие от меня Ингеборг – потрясающая, изобретательная мстительница. Она из Остфрисланда.[67]Все время забываю название места, в любом случае, где-то за Эмденом. Помимо регулярных визитов к родителям, Ибо обязательно наезжает к себе в городок раз в году, где-то между Пасхой и Троицей, чтобы поупражняться в возмездии. Последний раз она взяла с собой и меня, и, должна сказать, я не узнала свою прагматичную подругу, и редко когда случалось мне испытать столько удовольствия за одну ночь.

Сначала мы тусовались на деревенской дискотеке с сакраментальным названием «Number One». Там я увидела прически, которые, как я считала, давно запрещены. Дышать было почти невозможно из-за огромного количества людей в кожаной одежде.

Я едва поверила своим глазам, увидев на стоянке красный фольксваген «Сирокко» с головой тигра, аэрографом нарисованной на капоте.

«Это Гвидо», – сказала Ибо.

«Ты что, с ним тоже спала?»

«Ммммм. Возможно. Здесь не так уж много подходящих мужиков. Если девушка хочет набраться опыта, приходится брать, что есть».

«Понимаю». Я стыдливо умолкла.

На дискотеке я снова попала впросак, указав на какого-то верзилу и хихикая в моей самой мерзкой манере: «Посмотри, какой оригинал, вылитый Златко, только на три номера глупее»

«Это Слободан. Мы его называем Слобби Лонг Лонг. Сама понимаешь почему. В мое время он был очень востребован, с ним я потеряла невинность».

«Слоби Лонг Лонг? Ингеборг Химмельрайх, ты мне об этом не рассказывала. Похоже, ты с самого начала взялась за дело с размахом».

Я смеялась до слез. Мои собственные шутки я считаю ужасно смешными, особенно когда они были такими вульгарными.

Где-то около двух часов Ибо решила, что пришло время мстить. Мы уехали с дискотеки, но через пять минут на темной деревенской улице она приказала мне остановиться.

«Тебе необязательно идти со мной, если не хочешь».

Я испуганно посмотрела на нее. Во что я влезла? В тысячелетнюю остфризландскую вендетту? Может, будут раненые?

«Я с тобой».

«Тогда вперед».

Она сунула мне в руку тяжелую сумку, и я пошла за ней к кирпичному дому с табличкой «Пансион Лаутеншлегер». Ибо достала из кармана баллончик с красящим спреем и принялась замазывать табличку, пока прочесть ее стало невозможно. И этак небрежно, как будто всю жизнь только этим и занималась.

«Ты берешь на себя входную дверь. Я – окна и садовую мебель», – прошептала она.

«Ибо, а что я должна?..»

«Яйца. – Она указала на сумку у меня в руке. – А когда закончишь, быстро дуй отсюда. У Майке чуткий сон в это время».

«Что? Кто? Ибо?!»

Но Ибо уже принялась за дело. Яйца полетели в окна одно за другим. Смачное хлюпанье обостряло абсурд ситуации: две процветающие бизнес-леди, одна из которых совершенно не умеет целиться, в три часа ночи забрасывают яйцами какой-то остфризландский пансион.