После этого много пришлось решать вопросов, связанных с нарушением законности, наказывать в партийном порядке, вплоть до исключения из партии и предания суду бывших работников КГБ, МВД, прокуратуры, суда и следственных органов за грубое нарушение законности, превышение власти, ущемление прав человека. Но не всегда эти люди были виновны, их к этим действиям понуждали. Такова была наша порочная система.

Гришко Г. Е. снова серьезно заболел — расстройство центральной нервной системы и недостаточная сердечная деятельность. «Умеют» у нас доводить работников до катастрофического состояния. И все делается под предлогом «повышения требовательности за порученное дело». Видно, при таком состоянии здоровья Гришко долго не проживет.

На меня снова свалился весь огромный объем работы за двоих. Через три месяца Григорий Елисеевич умер. Говорили хорошие надгробные речи. Некролог, фотография покойного, соболезнования и подписи «ответственных руководителей» под некрологом. А кому все это теперь нужно? Между тем как человек при нормальном к нему отношении мог еще долго жить и работать многие годы. Ведь он ушел из жизни в 52 года. Мне его было очень жалко. Был он хорошим, душевным и до кристальности честным человеком.

Я исполняю обязанности первого секретаря обкома КП(б)У и с нетерпением жду назначения нового первого секретаря обкома в надежде и на то, что мне, может быть, все же удастся при новом руководстве уйти на хозяйственно-инженерную работу на предприятие. Но вопрос с первым секретарем затянулся, и мне пришлось исполнять обязанности первого секретаря областного комитета партии еще больше года. Трудно мне было, тем более при такой неопределенности, хотя я сам даже в помыслах не претендовал на первую роль.

В конце января 1957 года меня пригласили в ЦК КП(б)У — присутствуют: первый секретарь ЦК А. И. Кириченко, Н. Т. Кальченко — предсовмина республики, Коротченко Д. С. — председатель Президиума Верховного Совета УССР и второй секретарь ЦК КП(б)У Н. В. Подгорный. Мне объявили, что ЦК КП(б)У рекомендует пленуму Киевского обкома партии избрать меня первым секретарем обкома. Тут же, очевидно, полушутя мне был задан вопрос: «Как вы думаете, пленум поддержит вас?» Я ответил: «Вам, очевидно, об этом лучше известно, если вы, ЦК, рекомендуете. Но дело не в этом, — продолжал я, — область в сельскохозяйственном отношении отсталая, и мне кажется, что первым секретарем обкома должен быть специалист сельского хозяйства. Я работаю вторым секретарем, и если мне ЦК доверяет, то я останусь работать и буду всячески помогать тому, кого ЦК утвердит первым секретарем». Последовал ответ Кириченко: «Мы не скроем, что об этом думали, и все же пришли к заключению, что в составе пленума и бюро обкома немало специалистов сельского хозяйства, и их надо умело использовать и направлять их работу. Мы считаем, что вы свой хозяйственный опыт работы в промышленности сумеете перенести на работу в сельском хозяйстве.

А сейчас главное — партийно-организационная работа. У вас этот опыт тоже имеется. Надеемся, что у вас дела пошли хорошо. Мы всячески будем помогать». Я снова просил этого не делать, ссылаясь на свою недостаточную подготовленность в области сельскохозяйственного производства и его специфики. Ответ был таков: «Этот вопрос нами решен и уже согласован с Москвой».

Через день после беседы в ЦК 1 февраля 1957 года на пленуме обкома партии я был избран первым секретарем.

В 45 лет я пришел работать вторым секретарем обкома, и вот почти через четыре года, в 49 лет, меня избирают первым секретарем обкома. За плечами уже солидный возраст, жизненный опыт и практика инженерной, хозяйственной и партийно-организационной работы, но и ответственность большая, огромный участок работы, тем более если к нему подойти творчески, чтобы добиться изменения к лучшему.

Рассуждая сам с собой о всем происшедшем, грешным делом я подумывал, а не являюсь ли я несколько самонадеянным чудаком, который хочет изменить закоренелые порядки и отношение к делу? В своей работе мне нужно иметь путеводную нить. Мне не хотелось быть слабым, хотя и честным исполнителем. Понимал, что настоящая творческая, живая работа несовместима с догматизмом и слепым исполнением, тем более в партийной работе. Эта работа требует большой инициативы, смелости в постановке вопросов, объективной информации, ответственности за свои дела и подчиненных тебе людей. Смело отстаивать и поддерживать все новое, даже в зародыше, а не питаться только обменами опытом, ибо даже ребенок не любит быть объектом чужих решений, тем более это относится к взрослым «дядям». Но я уже знал — попробуй что-либо сделать самостоятельно, хотя и правильно, скажут: «Это не по инструкции, не по форме, недозволенная самостоятельность. Вот так и регламентируется у нас инициатива, смывается любой новый стиль работы.

Пожалуй, основная трудность для меня была в том, что впервые вплотную пришлось заниматься сельским хозяйством. Многое надо было освоить, выучить. Надо было стать специалистом. Мое «самообразование» стоило многих бессонных ночей, но в сочетании с практическими делами и общением со специалистами сельского хозяйства мне все это очень помогло в работе по поднятию сельского хозяйства области в комплексе. Не было такого уголка области, хозяйства, фермы, поля, где бы я не побывал лично, не посмотрел бы, что делается на месте, не поговорил бы с народом, не выслушал бы его совета, предложения, претензии. Во всех 32 районах области я побывал по нескольку раз. Присутствовал на собраниях, совещаниях, заседаниях, беседовал с руководителями районов, председателями колхозов, директорами совхозов, специалистами сельского хозяйства, сельской интеллигенцией, механизаторами, полеводами, овощеводами и работниками животноводства. Поэтому я досконально знал состояние дел в области, нужды и заботы тружеников села.

Откровенно говоря, 75–80 % моего рабочего времени уходило на вопросы сельского хозяйства, надо было найти формы и методы поднятия трудовой, производственной дисциплины среди работников сельского хозяйства. Без поднятия партийной, государственной дисциплины среди руководителей районов, областных звеньев, специалистов сельского хозяйства, без поднятия общей дисциплины и ответственности за порученное дело дальше двигаться было невозможно. Поэтому часто приходилось выступления, обязательства, заверения по срокам исполнения стенографировать, записывать на магнитную пленку, а затем при проверке сроков зачитывать стенограмму и прослушивать голос оратора, дававшего обещания. Это кое на кого подействовало довольно отрезвляюще.

Чтобы коренным образом решить вопросы развития сельского хозяйства, надо было вложить немало средств, времени, а далеко не все зависело от руководства области. И все же мы не отступали от намеченной цели — вывести Киевскую область в число передовых областей республики по производству сельскохозяйственной продукции.

Промышленными предприятиями было широко организовано реальное, практическое шефство над колхозами и совхозами. Ремонт тракторов, сельхозмашин, строительство животноводческих ферм и их минимальная механизация, переброска механизаторов и техники из города на село, строительство навозохранилищ — все это делалось, как правило, силами шефов и из их материала и часто за их средства. Материальная заинтересованность колхозника была самой трудной задачей. Ведь его можно было заинтересовать только натуральной оплатой — выдачей ему зерна и продуктов животноводства, все это было на строгом государственном учете. Зерно учитывалось еще в биологическом виде, строгий контроль был за поголовьем скота и сдачей продуктов животноводства колхозами государству. Вот и приходилось с большим риском идти на неприятности, на отступления от центральных директив и циркуляров ради спасения дела, заинтересованности и закрепления кадров на селе.