Через пару минут он стоял наверху у открытой комнаты и, как баран на новые ворота, таращился на целехонький замок. Заглянул внутрь, походил из угла в угол, подозрительно обозрел «семейную пару», принявшую предельно невинный вид, пробормотал:

– Ну, точно бред… – и, яростно растирая виски, поволокся по коридору.

Никита ввалился в комнату около десяти часов вечера, заперся, вставил в дверную ручку ножку от стула, скользнул к кровати и поцеловал лежащую под одеялом девушку.

– Ты одетая? – разочарованно протянул он.

– Издеваешься? – вспыхнула она. – Такая стужа, да еще и убивают всех подряд…

– А, ну ладно! – Он сполз с кровати и отбросил половик.

– Если хочешь достать пистолет, – прошептала Ксюша, – то твой «ярыгин» уже у меня под подушкой. Вся обойма в стволе и готова взорваться. Кстати, я знаю, что такое предохранитель. И телефон у меня под подушкой вместе с пистолетом…

– Отлично, избавила меня от необходимости ковыряться в этой грязи. – Он забрался к ней под одеяло, обнял и принялся энергично расцеловывать.

– Боже, грязный, потный, страшный, небритый, а все туда же… Ладно, не уходи, – она схватила его за шею, прижала к себе. – Какой ни есть, а свой. Пусть небольшой, а кусочек счастья… Ты знаешь, что такое счастье?

– Знаю… – он жарко задышал ей в ухо. – Когда мы сидим вот тут, в глубине сибирских руд, без средств к существованию, люди мрут, как под пулеметным огнем, и я нужен тому, кто нужен мне…

– Как красиво ты сказал! – восхитилась Ксюша. – Эдак абстрактно, но в целом понятно. Но только учти, у меня сегодня голова болит.

– И у меня! – обрадовался Никита. – А я все маялся, как намекнуть тебе, что сегодняшнюю ночь мы проведем без секса. Думал, ты обидишься. В общем, докладываю, госпожа фельдмаршал. Фигуранты несколько часов сидели в гостиной, приканчивали остатки спиртного. Особо не гавкались, эпитетами не разбрасывались, потому что, мягко говоря, побаиваются друг друга. Идея провести в гостиной двое суток, наслаждаясь светским обществом и приятной беседой, поначалу выглядела привлекательной, но потом наши гости поняли, что это не для них. Их воротит друг от друга. Первой удалилась Ольга Дмитриевна, завернулась в покрывало и ушла, вооруженная ножом, с гордо поднятой головой, как на казнь. Она ночует в правом крыле первого этажа, в комнате с надежным засовом. Надеюсь, у нее хватит ума никому не открывать. Вторым удалился Волостной с кием наперевес, он отправился в ту комнату, где уже ночевал. Это на нашем этаже, в противоположном крыле. Адвокат не стал задерживаться в компании прокурора и судьи, которые смотрели на него, как на последнюю крысу, вооружился ломом и тоже убежал на второй этаж, поселился напротив Волостного. Горе-любовники запаслись водой, предварительно ее обнюхав и перепробовав, и убрались к себе в левое крыло на первый этаж. В доме тихо, дорогая. Не представляю, как сегодня ночью наш диверсант может кого-то убить.

– Он за один лишь день выполнил половину плана, – возразила Ксюша. – То есть действовал ударно и с огоньком. Если он и впрямь считает, что у него в запасе двое суток… – Ксюша задрожала и прижалась к Никите. – Страшно мне, милый. По краю мы с тобой гуляем. Нужно заканчивать это дело, убираться в город и вызывать органы.

– Наши партнеры решительно возражают, – нахмурился Никита. – Отчасти я их понимаю. Вбуханы немалые средства, вложено много надежд. И разом все прервать – по милости какого-то маньяка?

– Но мы проиграли, согласись.

– Не соглашусь. Посыпать голову пеплом никогда не поздно. Мы обязаны вычислить изувера, изъять у него диск, записать признания – хоть на телефон, заснять последствия его деятельности, присовокупить мое эффектное выступление на публике, сопроводить все это правдивыми комментариями, и выйдет, уверяю тебя, достойный фильм. Пусть не такой, как раньше, но все равно достойный. Мы развиваем творческий подход, как бы цинично это ни звучало. Дай-ка телефон.

Андрей откликнулся немедленно, словно сидел с телефоном в руке и гипнотизировал его.

– Докладывай, – распорядился Никита. Слушал несколько минут, впитывая информацию, хмурился. – Хорошо, Андрюха, это нормальная информация. Только опять половинчатая. Она подтверждает мои мысли, но это не доказательство, злодея не припереть. С такой информацией нужно ловить на горячем либо провоцировать. Надави на «информбюро», пусть не спят, роют дальше. И исключайте еще троих – Каледину, Пискунова и Вломова… Да, ты не ослышался, их больше нет – в природе, в принципе… Да буду я осторожен, буду, все, конец связи…

Он проснулся в начале второго ночи, настроился на нужную волну, лежал, прислушиваясь. Под одеялом было уютно, жаркая женщина прильнула к нему, мирно посапывала. Что-то не давало ему покоя, возможно, он сильно устал, перенервничал. Или что-то показалось? В доме было тихо, за окнами завывал ветер, дребезжа листами шифера, зверствовал буран. Приподняв голову, он глянул в окно. Мгновение назад громадная луна подглядывала в форточку, и вот ее уже проглотило подбежавшее облачко…

Он принялся выкапываться из кровати, ведомый странным чувством. «Может, не надо, не обращай на него внимания? – пробудился голос разума. – Спи, утро вечера мудренее, ничего не случится, только неприятности обретешь!»

– Ты куда? – очнулась Ксюша и схватила его за плечо.

– Пройдусь немного. Не волнуйся, я быстро.

– А это еще зачем?

– Неспокойно мне, милая. Не психуй, я всегда осторожен. Сделаю кружок по дому и вернусь. Запрись, дверь никто не взломает.

– Пистолет возьми… – Она забралась под подушку, вытянула увесистую 18-зарядную штуковину.

– Ты уверена?

– Да, конечно, зачем он мне тут?

Он застегнул жилетку на все пуговицы, прислушался к гудению в вентиляционной отдушине и выскользнул в коридор. Ксения заперла за ним. Девушка умная, страшно одной оставаться, и переживает за Никиту, понимает, что если втемяшилось ему что-то в голову, то никакие скандалы не помогут.

Он испытывал тяжелые противоречивые чувства. Пощипывало в мозгу. В коридоре свет не горел, но он чувствовал, что никого здесь нет. Интуиция в подобных случаях не подводила. На всякий случай он выглянул на боковую лестницу, убедился, что там тихо, потом на цыпочках пробежал в конец коридора, застыл у крайних дверей, принялся слушать. По идее, там кто-то должен кряхтеть, храпеть, ворочаться. Но было тихо. Как-то нереально тихо. Возможно, обитатели этих комнат спали мертвым сном, а может, бодрствовали, лежали, вслушивались. Впрочем, толку вслушиваться нет никакого, ветер завывает в отдушинах, бьется в стекла, в помещении не слышно, что творится снаружи.

Он спустился по парадной лестнице в гулкий холл, поежился, температура в этой части дома была градуса на четыре ниже, чем в остальных помещениях. В гостиной горел свет, уходя, никто не удосужился его выключить. Он сунулся туда, окинул взглядом обстановку. Заходить внутрь было противно, затошнило. Попятился, вернулся в холл, где еще не выветрился запах паленой мертвечины, переместился мимо пустующей бильярдной в левый коридор, зажимая нос. Из комнат, ставших прибежищем прокурора и адвоката, не доносилось ни звука. Это было странно. Он приложил ухо к двери, вроде кто-то посапывал. Он двинулся дальше по коридору, постоял у распределительного щитка, сел на корточки и осветил пол зажигалкой. Все это было очень любопытно… Послышался шорох, он отпрянул к стене, затаил дыхание. Молоточки звонко постукивали под черепной коробкой. Нет, могло и почудиться. А непонятное чувство под лопаткой можно объяснить чем угодно. Никита отправился дальше по коридору, огибающему левую часть здания. Здесь было глухо, холодно и дискомфортно. Он выбрался в холл, постоял несколько минут у окна, наблюдая, как ветер полощет макушки елей, как рваные тучи несутся клубами на север. Даже в этой части холла еще не выветрился запах спалившегося полковника. Он прижался носом к стеклу и покосился на крыльцо. Мертвые тела лежали под крыльцом, а на нем самом, в нескольких шагах от двери, заметенный снегом обгорелый Эдуард Владимирович.