class="p1">Я не знал, что ответить. Ну правда, не знал. Беседовал? На здоровье. Почему об этом надо сообщать таким сакраментальным тоном?!

– Мы столкнулись у станции. Номер ее машины нам хорошо знаком. Я расспросил ее кое о чем. Надо сказать, ее ответы не вызвали у меня никаких вопросов.

Я продолжал молчать. Хорошо, что стемнело. Возможно, я не вполне в этот момент владею своим лицом.

– Никаких. Вопросы появились после того, как я прослушал пленку.

Господи, еще и пленка какая-то! Зачем пленка?! При чем здесь пленка?!

– Все звонки, поступающие в спецгараж, записываются. Мы оказались здесь потому, что кто-то позвонил в гараж и сказал, что машину для академика Петухова высылать не следует, потому что он убит.

В груди у меня похолодело, но я бы не сказал, что это было неприятное ощущение.

– Послушав запись, я понял, что это голос Вероники Модестовны. Она, конечно, набросила платок на трубку, это изменило тембр и тоновую интонацию, но смысловую интонацию, манеру говорить платком не изменишь. Плюс место, откуда был произведен звонок.

– Откуда?

– Звонок был произведен из поселка Перелыгино.

– С этой дачи?

– Нет. Здесь, как известно, телефон не работал. Но у Вероники Модестовны здесь очень много знакомых.

– Вы нашли, нашли этот телефон?

– Разумеется.

Так. Я взял себя пальцами за предплечья и сдавил. Закрыться, никаких эмоций наружу! О, этот майор опасный тип. Он еще не все выдал, он еще кое-что знает.

Молчит.

Вертит в руках белую безмолвную чашку и молчит. Опять что-то высчитывает?

Надо продолжить разговор, ибо это многозначительное молчание меня убьет.

– А…

– Что?

– А откуда Вероника могла узнать номер этого гаража особого назначения?

22

Чем ближе они подъезжали к дачному поселку, тем медленнее двигалась машина Вероники. Создавалось впечатление, что ей не слишком хочется возвращаться в Перелыгино. Леонида, наоборот, разбирало нетерпение, и ему даже не удавалось этого скрыть. Он ерзал на сиденье, смотрел в окно, за которым была уже почти полная тьма, смотрел на Веронику, которая после водопада откровений у «Даров природы» сделалась сама непроницаемость.

Валерия Борисовича они искали недолго.

Можно сказать, вообще не искали.

Сбежал так сбежал.

Кое-какие вопросы к нему еще оставались, но с ними можно было подождать.

Вероника сбросила скорость километров до сорока в час. Интересно, что это создавало не меньше аварийных переживаний, чем сверхскоростная гонка. Попутные машины сигналили, визжали протекторами, объезжая задумавшуюся колымагу, водители стучали себя кулаками по лбу и вертели пальцами у виска.

Когда «форд» свернул с трассы на тихую, темную, пустынную дорогу, что вела в недра дачного поселка, Вероника совсем остановилась. Просто у какого-то столба.

– Ну, – сказала она, не поворачиваясь к своему пассажиру, – ты ничего не хочешь мне сказать?

– А что ты рассчитываешь от меня услышать?

– Например, что ты считаешь меня бессердечной тварью и виновницей смерти отца. Что мы, Хорлины-Петуховы, вообще жуткая семейка. Что от таких, как мы и я в частности, лучше держаться подальше.

Леонид промолчал в ответ.

– Сама себе удивляюсь.

– Почему?

– Никому никогда я не рассказывала о себе и своей семье так много, как тебе, строго говоря, первому встречному.

– Такое иногда случается.

– Слушай, может, это потому, что ты мне понравился?

– В таких ситуациях чаще встречается другая реакция-человек замыкается. Трудно откровенничать с тем, кто нравится.

Вероника секунду подумала и уверенно заявила:

– Ерунда. Ты мне нравишься, и я совсем тебя не стесняюсь. Неплохо было бы еще понять, что я в тебе нашла.

Леонид повозился с усом, встряхнул сумку у себя на коленях.

– Наверно, я показался тебе надежным. Как, кстати, все белорусы. У меня есть плечо, на которое можно опереться, кроме того…

– Чушь. Теперь лучше скажи, как ты ко мне относишься.

Опять пошли в ход усы, сумка, пуговицы пиджака.

– Я бы так сказал: мне хотелось бы тебе помочь.

Вероника сняла очки (как она в черных очках вела в темноте машину?!).

– Ах, вот ты, значит, как.

Машина взревела и рванулась с места. И понеслась так, как не носилась по городу. Как Вероника находила нужные повороты и как успевала повернуть, понять сложно. Каждый раз, проделав такое, она довольно громко и злобно шипела-свистела:

– Сволочь!

К чему относилось это слово, к крутизне поворота или к словам Леонида, понять до конца было нельзя.

На мосту через овраг Вероника решительно свернула в «бедную» часть поселка. Стало быть, ехали они не к адмиральской даче, а к домику Валерия Борисовича.

– Сейчас я кое-что тебе покажу!

– Я с удовольствием посмотрю.

– Вряд ли с удовольствием. Но не в твоем удовольствии дело, понял?

– Понял.

– Ты просто сейчас поймешь, что мне нельзя помочь. Нельзя!

Леонид ничего не сказал.

Вот эта улица.

Качаясь на старых песочных кучах, подскакивая на кочках, «форд» подкатил к домику Валерия Борисовича. Его небольшая застекленная в клеточку веранда была ярко освещена. Там кто-то был. Двигался, наклонялся. Пар дыхания залепил стекла, охваченные снаружи холодным вечерним воздухом.

– Пошли! – скомандовала Вероника, открывая дверцу.

Леонид послушно выбрался наружу.

– Нет, сиди, – последовала следующая команда. Тут уж сторож счел возможным подать голос:

– Да в чем дело?

– Как он здесь оказался?!

– Кто?

Что-то хрустнуло в руке Вероники, оказалось – очки. Она тут же швырнула их в сторону веранды. Попала. Стекло звякнуло. Фигура, блуждавшая по веранде, замерла, всматриваясь в темноту.

– Да кто это?

– Неужели не видишь? Виталий Борисович. Дядя мой. Жди меня здесь.

И Вероника стремительно зашагала к дому.

Происходившее дальше весьма напоминало театр теней. Только не вполне немых теней. Скандал, разразившийся на запотевшей веранде, был многословным, с большим количеством перемещений и большим количеством жестов. Стекла затуманивались все больше. Единственные слова, которым удавалось прорваться через эту завесу, были оскорбления.

Леонид наблюдал за происходящим, не проявляя особого волнения. На самом деле у него было время привыкнуть к манерам, принятым в этой семье. Сторож даже скорее размышлял, чем наблюдал. Наверняка появление здесь Виталия Борисовича и для него явилось полнейшей неожиданностью. Не укладывалось в версию, которую он, несомненно, уже взлелеял за время сегодняшних гонок по Москве. Виталия Борисовича нужно было срочно как-то объяснить самому себе. Одно можно было утверждать с уверенностью – что Вероника не его жаждала показать, направляясь сюда.

Леонид размышлял, но всякому душевному равновесию есть предел. Когда он увидел, что тень дяди схватила тень племянницы за горло и начала душить, он сначала не поверил своим глазам, а сразу вслед за этим понял, что пора вмешаться. Он захлопнул дверцу машины и в несколько шагов оказался у веранды.

Вбежал внутрь.

И увидел, что