Поговорить с Эвелингом по поводу Типпера и расклада на воскресенье.

Выходить сегодня за порог и тем более разгуливать по городу было неблагоразумно. Гораздо предусмотрительнее отлежаться, а завтра встать пораньше. Посмотреть, как будут развиваться события.

Будет новый день.

Винс проснулся в десятом часу утра, а когда принял душ и позавтракал, было уже половина одиннадцатого.

Он вышел из гостиницы и прогулялся до угла, а потом по набережной, чтобы убедиться, что никто за ним не следит. «Хвоста» не было. Сегодня он был вольной птицей.

Затем Винс сел в машину и доехал до Итон-роуд, а оттуда направился на юг по Рамсгейтскому шоссе, чередуя подъемы и спуски, столь характерные для ландшафта острова Занет. Небо было сплошь затянуто облаками, казалось, вот-вот пойдет дождь.

Винс остановился на дороге А254, не доехав немного до высокого железнодорожного виадука, и развернул карту, чтобы найти адрес Типпера. До нужной улицы было недалеко: оставалось миновать еще два-три поворота, а затем налево и вверх, на холм.

Он надел черные очки и, приехав в Рамсгейт, припарковался, не доезжая нескольких кварталов до дома Типпера.

Перси-стрит оказалась грязноватой поздневикторианской улицей с шедшими сплошным рядом домами с цокольными этажами. Район был настолько запущен, что здесь не нашлось места даже для самых дешевых пансионов, к тому же расположен слишком далеко от проторенных путей. «Форды», «воксхоллы», парочка небольших грузовых фургонов да старый БМВ были припаркованы по обе стороны улицы – каждой машине, какую ни возьми, было на вид не меньше десяти лет. Белого «Мерседеса-универсала» на горизонте не наблюдалось.

Цокольный этаж, где находилось полуподвальное обиталище Типпера, выглядел обшарпаннее, чем все прочие. Перед парадной дверью стояли металлические мусорные баки и валялись черные пластиковые мешки с отбросами, а дверь выглядела так, будто кисть маляра не касалась ее со времен последней коронации.

Занавески были задернуты, так что заглянуть внутрь не представлялось возможным. И занавески, и само окно были очень грязными. Типпер явно не был приверженцем солнца и свежего воздуха, равно как не был образцово-показательным жильцом.

Винс прошел до конца улицы и повернул налево – посмотреть, нет ли у жилища Типпера бокового входа. Но его не оказалось. Ни проулка, ничего. За домом сразу через дорогу начинались сады.

Винс набрал номер Типпера, чтобы проверить, дома ли он. На его звонок ответил автоответчик.

«Спасибо, что позвонили, – это автоответчик Пенни Типпера. Извините, что не могу ответить на ваш звонок, пожалуйста, оставьте сообщение. Я всегда регулярно проверяю оставленные сообщения, даже если не нахожусь в непосредственной близости от автоответчика, и смогу быстро с вами связаться. Прошу вас, назовите ваше имя, номер телефона и время вашего звонка. Заранее благодарю».

Выговор был не лондонский. Провинциал. Голос вполне заурядный, но все же… Пожалуй, местами чересчур растягивает гласные. Рисуется, подумал Винс, а может, он голубой.

Так кто же такой Ленни Типпер и какую роль играет он в этом деле?

Винс снова подошел к дому. Он подумал, что, может быть, стоит для пущей уверенности расспросить соседей. Послушать, что они скажут.

Он поднялся на второй этаж и поискал кнопку звонка. Дверь открыла старуха, согнутая ревматизмом почти вдвое.

– Да?

– Здравствуйте, я приятель Ленни Типпера. Вы не знаете, где мне его найти?

Женщина недоуменно посмотрела на него и ничего не сказала.

– Ленни. Он живет под вами. Я его друг. Вы не знаете, где он?

– А его нет? – спросила она наконец.

– Нет, он куда-то ушел.

– Откуда мне знать. Он то приходит, то уходит. На вашем месте я бы подбросила под дверь записку.

– Я так и поступлю, – ответил Винс.

Не могло же ему так сразу и повезти.

Типпер может подождать, решил он.

Винс вернулся к машине и поехал из Рамсгейта на юг, по Сандвич-роуд, через Пегуэлл-Бей, мимо устья реки Стаур. Справа мелькали гигантские градирни электростанции Ричборо, их вершины терялись в невесть откуда набежавших дождевых облаках.

На дорогу закапали скудные тяжелые капли.

Винс приехал в Сандвич и остановился у паба на берегу реки. Он нашел на карте адрес, где жила Кэнди Грин, это была южная часть города недалеко от железной дороги.

Из-за дождя и развороченных дорожными рабочими улиц, сильно испортивших этот старинный городишко, он добрался туда только через десять минут.

Муниципальные дома, довоенной еще постройки, на той улице выстроились полумесяцем; все они были какие-то невзрачные, облезлые, неухоженные. Палисадники при них были запущенные, в траве кое-где ржавели сломанные стиральные машины и холодильники.

Перед домом, где жила Кэнди Грин, палисадника не было, или, точнее, он был залит цементом, и там прочно обосновался бесколесый, дожидающийся починки «Форд-капри».

Винс припарковал машину и направился ко входу. Кнопка звонка была выдрана с мясом, и он воспользовался дверным молоточком.

Внутри послышались какие-то звуки. Сквозь матовое стекло он различил движение. Хлопнула дверь.

Ему открыла темноволосая женщина лет тридцати с небольшим; на ней был фиолетово-красный, в обтяжку, спортивный костюм из тонкого нейлона. Она вытирала руки о розовое полотенце. У женщины были маленькие глазки, которые внимательно изучали Винса. Она молчала, и Винсу пришлось начать разговор самому – в конце концов, это ведь он постучал к ней в дверь.

– Простите, что беспокою, – сказал он, – Кэнди Грин здесь?

Женщина по-прежнему хранила молчание.

Винс вспомнил старую каргу из Рамсгейта. Может, это местный кентский обычай – не отвечать на вопросы.

– Кэнди Грин. Она здесь?

Женщина еще немного помолчала, потом сказала:

– Как мне вас представить?

Стоит ли называть свое настоящее имя?

– Скажите, что пришел Винс. Я знакомый ее приятеля.

– Подождите, – сказала женщина и закрыла дверь.

Винс буквально прижался к двери, чтобы не промокнуть, но дождь все усиливался, и за ворот текла вода.

Затем дверь снова открылась.

На пороге стояла девушка. На вид ей было лет двадцать пять – тридцать. Волосы у нее выкрашены в оранжевый цвет, на губах – белая помада. Глаза большие и темные. На ней была черная кожаная юбка и темная маечка, на которой печатными буквами было написано слово «ДРЯНЬ».

– Да? – сказала она.

– Вы – Кэнди Грин?

– А вы кто?

– Винс. Я друг семьи Лайонела Блаттнера.