Легат сделал паузу. По невыразительному тону этого короткого высказывания Катон догадался, что те же самые слова говорились и всем остальным побывавшим на допросе центурионам. Катон достаточно хорошо понимал серьезность ситуации, однако подобное формальное обращение легата придавало всему происходящему угрожающий, зловещий смысл. Он прокашлялся, прочищая горло.

– Так точно, командир, я понимаю.

– Хорошо. А теперь, центурион, я требую, чтобы ты описал так, как ты это понимаешь, все вчерашние передвижения и действия Третьей когорты. Потрудись излагать все так, чтобы писец мог заносить твои показания на таблички. Чрезвычайно важно, чтобы эти записи были максимально точными.

– Да, командир.

Катон сосредоточился и начал подробнейшим образом рассказывать о том, как когорта дошла до аванпоста, что там было обнаружено, как центурия Макрона получила приказ раздобыть в разоренной крепости инструменты, выступить к броду и приступить к сооружению заграждений, призванных затруднить вражескую переправу, после чего занять позиции и ждать прибытия остальной когорты, отправившейся в погоню за налетчиками, дабы отомстить за гибель воинов гарнизона крепости. Не моргнув глазом он поведал о том, как Максимий приказал ослепить пленных, после чего осмелился задать вопрос:

– Командир, был ли кто-либо послан на поиски этих пленников?

– Да. Нынче утром туда отправился кавалерийский отряд, чтобы избавить их от страданий.

– О…

– Пожалуйста, продолжай.

Катон рассказал о том, как когорта форсированным маршем направилась к броду и перешла на бег, увидев, что центурия Макрона подверглась вражескому нападению; как бойцы Макрона у них на глазах отступили с брода, воссоединившись с когортой, выстроившейся на берегу, чтобы попытаться воспрепятствовать вражескому продвижению, что не удалось, и под натиском врага когорта вынуждена была с боем отступить в том направлении, где находились основные силы Второго легиона.

Когда он закончил, Веспасиан кивнул и, взяв у писца табличку, перечитал показания Катона. Несколько раз легат сверял текст с результатами предыдущих допросов, записанными на других табличках, потом сам взял чистую табличку и стило, чтобы сделать несколько дополнительных пометок, и лишь после этого снова поднял взгляд на Катона.

– Еще несколько вопросов, центурион, и можешь быть свободен.

– Слушаю, командир.

– В крепости, когда центурион Максимий отдал приказ о преследовании налетчиков, указали ему ты либо кто-то другой из центурионов, что такого рода действие будет прямым нарушением приказа, отданного когорте?

– Я промолчал, командир. Будучи младшим центурионом и по возрасту, и по выслуге, я не счел себя вправе обсуждать распоряжения командира когорты. Остальные центурионы тоже не возражали – за исключением Макрона. Он единственный пытался указать, что когорте предписано прибыть к броду в установленное время и мы уже опаздываем.

Веспасиан поднял бровь.

– Но из походного лагеря когорта выступила вовремя. В чем же причина задержки?

– По моему мнению, отряд маршировал медленнее, чем я привык, командир.

– Кто-нибудь еще это заметил?

– Может быть, кто-то и высказывался. Но я не припоминаю.

– А Максимий?

– Не могу знать, командир.

– Хорошо… – Легат сделал еще несколько пометок и, переместив палец к нижней части таблички, задал следующий вопрос: – Максимий приводил какие-либо доводы в пользу своего решения пуститься в погоню за налетчиками?

– Ему не было в этом надобности, командир. Он командовал когортой.

– Понятно. Скажи, почему, по-твоему, командир когорты проигнорировал предостережение центуриона Макрона и все-таки пустился в погоню?

Катон понимал, что сейчас ступает на весьма зыбкую почву и должен продумать каждое слово, прежде чем озвучить ответ перед легатом.

– Полагаю, он был взбешен расправой, учиненной варварами над гарнизоном крепости.

– Он солдат и наверняка видел мертвецов и раньше, разве не так?

– Так точно, но… кажется, командир гарнизона был его другом. Хорошим другом.

– То есть, по-твоему, он нарушил приказ, поддавшись эмоциям?

Катон замер. Скажи он «да», и его показания могут стать губительными.

– Не могу знать, командир. Не исключено, что центурион Максимий счел, что этот отряд может быть опасен для когорты, если нападет на нас с тыла, когда мы будем оборонять брод. Возможно, он стремился устранить угрозу.

– Возможно, – повторил за ним Веспасиан. – Но ты этого не знаешь, потому что он о такой угрозе ничего не говорил. Так?

– Так точно, командир.

Веспасиан фыркнул.

– Тогда придерживайся того, что ты знаешь точно, а не высказывай догадки.

– Прошу прощения, командир.

– Далее… Когда вы приблизились к броду и увидели, что вражеская армия штурмует остров, можешь ты сказать, что центурия Макрона оказывала врагу ожесточенное сопротивление?

– Ожесточенное сопротивление?

– Ладно, выразимся по-другому. Как долго они пытались защищать переправу после того, как увидели, что остальная когорта на подходе?

Катон мгновенно уразумел значение этого вопроса и впервые за время разговора испугался за своего друга.

– Мне трудно судить об этом, командир. Я двигался в хвосте колонны.

Веспасиан вздохнул и похлопал стилом по табличке.

– Когда ты подошел достаточно близко, чтобы все видеть, они защищали брод?

– Нет, командир. Они отступали к берегу, а сам Макрон с небольшим отрядом прикрывал отступление. Центурия с боем отходила на соединение с остальной когортой.

– А что, с того места на дальнем берегу, где находился ты, этот бой был виден?

– Не вполне, командир.

– Не вполне?

– Обзор частично закрывали деревья, командир.

– Таким образом, ты не можешь точно сказать, был ли Макрон отброшен превосходящими вражескими силами или просто покинул занимаемую позицию?

Катон ответил не сразу. Он просто не мог. Впрочем, ответь он отрицательно, это хоть и не стало бы обвинением другу, вряд ли смогло бы ему помочь.

– Ты знаешь Макрона, командир. Знаешь, какой он солдат и какой человек. Он никогда не отступит без боя и будет держаться до последней возможности и даже тогда…

– Это не имеет отношения к делу, центурион Катон, – прервал его Веспасиан. – Я по-прежнему жду от тебя прямого ответа на заданный мною вопрос.

Некоторое время Катон беспомощно смотрел на легата, после чего пробормотал:

– Нет… битвы на острове я видеть не мог.