Вот так всегда — уже никто и не помнит, что он организовал когда-то эти танцы. Думал — показаться крутым в глазах Франчески, когда её выпишут. А когда она придёт на танцы — пригласить её, и танцевать с ней, и пусть она поймет, что он очень даже ничего. Но Франческе неинтересны танцы. И вообще в близком общении она далеко не такая интересная, как внешне. Девушка-интроверт, секс сам по себе её не интересует, а играть, во что они там маньячат по ночам, не интересно уже ему. Так и не сложилось. И даже подкусывать Октавио уже нет никакого смысла — тому-то тоже ничего не обламывается.

Убедившись, что сегодня ему в зале места нет, Гаэтано развернулся и пошёл обратно. Раз всё начальство здесь, то можно пойти проверить, кто чем занят на постах. Вдруг хотя бы там что-то интересное выплывет.

Остаток дня Кьяры прошёл, как в тумане. Кофе с доном Лодовико, потом она пошла к себе и поняла, что работать не может вовсе — только реветь. Когда Франческа вернулась домой из офиса, она всё ещё ревела. Тогда Франческа молча взяла её за руку, утащила в ванную и заставила умываться холодной водой.

Это помогло, душ тоже помог. Был вопрос — идти ли в таком виде на танцы, но Кьяра всё же решила идти. Пришлось одеться, причесаться и накраситься. Конечно же, Франческа воспользовалась тем, что у Кьяры не было сил даже на себя, и куда-то исчезла, и зазвать её с собой не было никакой возможности.

К началу и разминке она опоздала. Но тут же была подхвачена доном Лодовико в пару и утащена в середину зала, где оказалась перед донной Элой и монсеньором. Она подумала, что это ненадолго — танец кончится, и он пригласит кого-то другого. Но танец оказался бесконечным! Он был длиннее любого контрданса раз в пять, и хотя сами фигуры не были сложными, но запомнить, где какая и что за чем, показалось Кьяре нереальным. Впрочем, это не самая большая беда в жизни.

Она уже даже и не смотрела на дона Лодовико. Просто стояла рядом, и всё. Когда он взял за горло отца, что-то поменялось в её отношении к нему. Она больше не хотела с ним в постель, она чувствовала — он дан ей вовсе не для этого. Она смотрела и трепетала, но совсем иначе, чем накануне. Он оказался совсем другим. Ещё глубже, ещё круче… такого в её жизни не бывало никогда.

А парней она вправду найдёт, сколько захочет.

К девяти часам удалось разве что разобрать все фигуры сумасшедшего танца и пройти его один раз от начала и до конца — под счёт маэстро Фаустино. Ну и донна Эла знала этот танец, и всё время им подсказывала. А то бы они запутывались, как соседние кадрили. Вот! Это кадриль, оказывается. Никогда бы не подумала.

Когда танец закончился, все хлопали и говорили, что круто, но они никогда этого не выучат. Маэстро Фаустино смеялся и говорил, что набегаем ещё.

А потом монсеньор оглядел их всех и вдруг сказал:

— Ну что, кадриль, поехали ужинать? После таких танцев нужно что-то особенное!

Кьяра и не подумала, что это относится и к ней тоже, но дон Лодовико просто взял её за руку, и спросил, с собой ли у неё уличная обувь. А раз не с собой — то быстро переобуваться и встречаемся в гараже через десять минут.

Через десять минут в гараже был только дон Лодовико, потом появились монсеньор и донна Эла. Дон Лодовико прогнал их на заднее сиденье, сам сел за руль и посадил Кьяру рядом. Они сзади о чём-то тихонько говорили, кажется, донна Эла рассказывала что-то про сегодняшний танец. Им всегда есть, о чём поговорить, и это здорово. Родители никогда на памяти Кьяры не сидели вот просто так рядом и не говорили спокойно и заинтересованно. А дон Лодовико молчал.

Они приехали в какой-то ресторан, где знали всех, кроме Кьяры. Что-то про котов. И в самом деле, по залу ходили коты!

— Ой, а их можно погладить? — Кьяра любила котов, но у неё их никогда не было.

— Конечно, — кивнул дон Лодовико. — Тебе нравятся коты?

— Да, они грациозные и мягкие, но могут больно поцарапать, если их обижать. Поэтому с ними нужно дружить, — Кьяра осторожно приблизилась к сидящему на лавке чёрному коту и легонько погладила его.

— А с Чезаре ты как? — спросил дон Лодовико. — Он на тебя не нападает?

— Нисколько, — рассмеялась Кьяра. — Он очень общительный. И красивый. Только худой какой-то, я толстых котов люблю.

— Тогда приходи к моим и общайся, они как раз толстые, — улыбнулся он. — Им определённо не хватает общения.

— У вас красивые, я помню, — прошептала она.

— Пошли наверх, нас уже ждут.

Наверху был деревянный стол и две лавки, донна Эла и монсеньор уже сидели на одной из них, и монсеньор рассказывал официанту, что им принести.

Потом оказалось, что нужно выбирать еду, и она никак не могла сообразить и сориентироваться. Ей помогли, оказалось, что здесь готовят какое-то знаменитое мясо с подливками, за ним сюда и ходят. Мясо так мясо, наверное, у неё хватит денег.

Мясо оказалось вкуснейшее. Монсеньор и донна Эла всё время улыбались друг другу, монсеньор вспоминал, как донна Эла танцевала с маэстро Фаустино вначале ту самую кадриль, только по-другому, и говорил, что она, наверное, смеётся над их неуклюжестью. Она говорила в ответ, что может, конечно, но сегодня, так уж и быть, не станет. А дон Лодовико просто смотрел на них всех и улыбался.

Кьяра не поняла, сколько времени они там провели. Просто в какой-то момент закончились даже десерты, а потом монсеньор с доном Лодовико переглянулись и пошли вниз, а донна Эла достала телефон и, глядя в экран, подправляла помаду на губах.

— Донна Эла, а деньги? — спросила Кьяра с некоторым ужасом.

— Про деньги у этих людей уже даже я в такой ситуации не спрашиваю, — донна Эла убрала телефон. — Хотя поначалу пыталась. Если они сами включили тебя в круг тех, о ком хотят заботиться — не мешай, им это приятно.

Мужчины вернулись, дальше некоторое время обсуждали — ехать прямо домой или куда ещё, сошлись на прямо домой, и отправились. А дома не распрощались в гараже, а пошли — ну ничего ж себе! — в гостиную к монсеньору, там он говорил, что день был насыщенный и его нужно запить, разливал коньяк и просил по телефону принести к нему чего-то ещё. Говорили о юбилее его высокопреосвященства, о том, что будет кроме танцев, и о том, что какие-то мероприятия надо проводить где-то ещё, не во дворце.

Когда время перевалило за полночь, Кьяра поняла, что сейчас уснёт. Она встала и, очень смущаясь, сказала, что благодарна за прекрасный вечер, но ей уже нужно идти.

— Провожу, — дон Лодовико поднялся и пошёл следом за ней к двери. — Дождётесь?

— Конечно, — кивнул монсеньор.

— Да я дойду, — пробормотала Кьяра.

— Пойдём. У тебя и правда был гадкий день, я надеюсь, получилось его хоть немного подправить. А сейчас ложись спать и не думай о проблемах. Решим как-нибудь. А не решим, так подвинем.

У дверей он погладил её по голове, пожелал доброй ночи и ушёл.