– Насколько я знаю, с Игнацио Лойолой связана одна очень интересная история. – Сирень пустилась в объяснения: – Он был простым неграмотным солдатом, полным ничтожеством. А потом совершенно внезапно за несколько лет он стал одним из первых людей в Европе. С чего это? Некоторые считают, что он каким-то образом отыскал Грааль или Копье Судьбы…

– Знаете, ребята. – Я выбрался из кресла. – Вы тут играйтесь сколько угодно. Во всемирный заговор, в спецназ рыцарей храма, в Шамбалу – это сейчас никому не запрещается. Даже наоборот, это сейчас модно. Друзья мои, ищите Грааль, Бердыш Провидения, что там еще есть из этого набора. Ваше дело. А я пойду поспать. Лучшего все равно не дано.

– Точно! – воскликнул вдруг Дрюпин. – Чаша Грааля дарует бессмертие!

Дрюпин проникся идеей бессмертия, это было мило.

– Дрюпин, – сказал я. – Я укажу тебе путь к бессмертию гораздо более доступный. Ты знаешь, что практически вечно живут обыкновенные щуки? У них отсутствует ген старения. Они гибнут с голоду. Становятся такими большими и неповоротливыми, что уже не могут ловить рыбу. И помирают. Так что, Дрюпин, питайся сырыми щуками и серьезно увеличишь продолжительность своего существования. Зачем тебе Грааль? И вообще, вместе питайтесь сырыми щуками – и рука об руку шагнете в двадцать второй век. Чего-чего, а щук в наших водоемах просто немереное количество обитает. Вы уже назначили?

– Чего назначили? – снова попался Дрюпин.

– Чего-чего, день свадьбы. Я подарю вам спиннинг. Будете счастливы, как две чау-чау. И вообще, пока, вам, друзья, семейного счастья!

И я направил прочь свои разочарованные стопы.

– Доктор, это не вашего предка повесили на Нюрнбергском процессе? – спросил я.

– Поднимайтесь. – Невозмутимый Йодль сполоснул стакан. – Ван Холл ждет вас. Через полчаса.

– Знаете, доктор, если в семье дурная наследственность, то это очень опасно! У вас случайно приступов кровожадности не случается?

Про приступы Йодль мне ничего не ответил.

Через полчаса я стоял в длинном бетонном коридоре пятого блока. Над головой у меня подрагивала мембрана, я чувствовал шевеление тонн клей-бетона, это было неприятное ощущение. Нет, я знал, что мембраны вполне надежны, но все равно удовольствия такое стояние доставляло мало.

Мы молчали. Сирень медленно постукивала кулаком по стене, набивала костяшки.

– Статистика утверждает, что в мире каждый год двадцать три тысячи мужчин гибнет от домашнего насилия, – сказал я. – Самое распространенное орудие убийства – тостер. Тостером по затылку. Четырнадцать процентов мужчин гибнет из-за того, что неправильно сморкаются. Ты, Дрюпин, как сморкаешься? Правильно? Эстетично?

Дрюпин не ответил, попытка разрядить обстановку не удалась.

Появился Ван Холл.

Ван Холл был один, без Седого, без Йодля, без японцев, без лютни, зато с корзинкой. К моему удивлению, в корзинке обнаружились шапки. Ушанки военного образца, цвета голубых кровей.

– Возьмите, – Ван Холл протянул нам шапки.

– Зачем? – удивился я.

– Раз я говорю, берите.

И Ван Холл напялил шапку себе на голову.

Я не стал спорить, шапку тоже надел. Глупо спорить с безумцем. Забавно, на левом ухе шапки стояло небольшое медное клеймо.

«VHC». «Van Holl Corporation». «Ван Холл Корпорейшн».

Шарашка, короче, Ван Холла.

Старина Ван Холл не гнушался даже шапками в цену полтинник за пару. Так и становятся триллионерами.

Дрюпин вздохнул и натянул треух. Сирень аккуратно подвязала клапаны и водрузила шапку на затылок. Тоже мне, модница-огородница.

– Дрюпин, – предложил я, – тебе надо обязательно приобрести для своей избранницы дизайнерские валенки. Ко Дню святого Валентина. И собственноручной иглой на них надо вышить надпись: «Больным фенилкетонурией употреблять воспрещается». После этого ее сердце будет окончательно покорено.

Дрюпин не ответил.

Ван Холл повернулся к нам, осмотрел. Остался доволен.

– Пришло время, – сказал он.

Начало эпическое. Пришло время «Ч». В Сантьяго пошел дождь.

– Сейчас я расскажу вам, чем мы тут занимаемся, – сказал Ван Холл. – Введу вас в курс дела…

Ван Холл поглядел в потолок. Сказал:

– Проект «Пчелиный волк» вступает в завершающую стадию. Об этом имею честь вам сообщить.

– Я так рад, что не могу даже дышать, – сказал я. – В зобу такое благораспространение, честное слово, Света подтвердит. Вы знаете, нашу Сирень, оказывается, зовут Света, я сегодня всю ночь умилялся…

– Хватит болтать, – оборвал меня Ван Холл. – Мы не в игры тут играем, мы занимаемся серьезным делом. Так что давайте двигайте вперед мелкими шагами. Герои.

Угу. Мы прошли под мембранами. Их было девяносто три штуки. Мембраны пульсировали со стальным визгом и воняли ацетоном. Я входил в будущее под запах ацетона, жестяной зуммер и бух-бух-бух кулаком в стену Сирени, такое тоже бывает.

В конце коридора обнаружилась дверь совершенно заурядного, даже какого-то канцелярского вида. Ну, хоть не зеленая.

– Прошу, – сказал Ван Холл. – Прошу пожаловать.

Ван Холл толкнул ручку и исчез. Мы исчезли тоже. Оказались в гигантском помещении.

Раньше это был спортзал. Или ангар. Или реакторный зал, не знаю уж, зачем такие размеры нужны. Я такого грандиоза никогда раньше не видел, в нем легко поместился бы девятиэтажный дом, а может, и двенадцатиэтажный. Триллионеры любят размах, таково свойство их личности.

– Масштабно… – прошептал Дрюпин.

Сирень была равнодушна, как всегда. В ее крови были индейские предки, как у Варгаса, точно. Может, она тоже Светлана Жетулио? Надо будет спросить.

Зал был пуст, так мне показалось сначала. Наверное, оттого, что в помещении плыл полумрак, ничего не видно, кроме мутных окон почти под самой крышей.

– Проходите к центру, там много интересного, – велел Ван Холл.

Наши шаги были глухи и неслышны, будто четыре муравья вошли в оцинкованное ведро. Один муравей я, другой муравей Ван Холл, ну, еще Дрюпин с Сиренью, это даже не муравьи, так, сапрофиты обыкновенные, им бы в коврике каком-нибудь водиться. Я шагал по холодному даже сквозь ботинки полу, прислушиваясь к своим ощущениям. Ощущения были интересные. В больших объемах пространство чувствуется особенно плотно.

Ван Холл был непохож на себя. Исчез весь идиотизм, исчезла эксцентричность. Он был деловит и собран. Таким я его еще не видел. Ван Холл хлопнул в ладоши. Под потолком зажглись прожекторы. Высота была такая, что до нас прожекторные лучи опускались уже не белыми, но синими. Похожими на колонны. В этих синих колоннах висели серебристые тросы, почти до пола. Когда мы подошли ближе, я увидел, что тросы покрыты зернистым голубым инеем.