– Надо же, – зло ехидничала Этти, – ухитрилась на похоронах мужа сделать себя главным действующим лицом. В этом весь Верунчик, вполне в ее духе.

– Ты давно знаешь Калягину? – машинально поинтересовалась я, следя глазами за служащей похоронного бюро, которая тоже вошла в ритуальный зал. Водитель остался во дворе, а женщина стояла сейчас у задернутых занавесок, тех самых, за которыми скрылась домовина.

Лицо ее выражало неподдельную, совершенно не служебную скорбь.

– Так и Верка с нами училась, – принялась пояснять Этти, и тут ее окликнул мужчина в черном костюме, свекровь повернулась к нему, а я двинулась к сотруднице агентства, та внезапно развернулась и быстрым шагом пошла к выходу. Незнакомка стремительно пересекла пустое пространство около окон, а мне пришлось пробираться сквозь толпу, и я замешкалась, когда же выбралась наконец наружу, двор оказался пуст, только возле автобуса курил водитель.

– Простите, – бросилась я к нему, – тут около вас стояла женщина…

Шофер приветливо кивнул.

– Черненькая такая?

– Да, – обрадовалась я, – как ее зовут?

– Понятия не имею.

– Неужели? Она же вроде с вами приехала, от похоронного бюро.

– Нет, – помотал головой мужчина, – тут от агентства я один.

– Что же девушка около вас толкалась? – растерянно протянула я. – Вроде вы разговаривали с ней или я ошибаюсь?

Водитель отбросил окурок.

– Она подошла и спросила: «Калягина хоронят?»

Я ответил: «Лучше у родственников поинтересуйтесь».

А она замялась и бормочет: «Не знаю никого здесь, неудобно как-то». Ну я пошел, посмотрел в путевом листе и ответил: «Катафалк заказывала Вера Калягина». Почему около меня осталась, не знаю, у нее спросите.

– Куда же девушка подевалась? Во дворе никого нет, – растерянно пробормотала я.

Мужчина махнул рукой в сторону центральной аллеи.

– Туда потопала, небось на выход двинулась.

Забыв поблагодарить словоохотливого собеседника и не простившись с Этти, я побежала по дорожке к видневшимся впереди воротам. Вокруг царила пустота, только пара девочек младшего школьного возраста разыскивали пропавшую кошку.

– Кис-кис, Дуся, ты где, кис-кис, – тонкими голосами звали дети животное.

Я выскочила на улицу и облегченно вздохнула, молодая женщина, которую я приняла за сотрудницу ритуальной конторы, садилась в довольно старенькие «Жигули» серо-голубого цвета.

Отбросив в сторону всяческие церемонии, я подлетела к автомобилю и спросила:

– Простите, если не ошибаюсь, вы присутствовали сейчас на похоронах Андрея Калягина?

Незнакомка, уже успевшая устроиться за рулем, повернула голову. Я увидела вблизи ее лицо, фарфорово-бледное, с легкой россыпью нежных веснушек на носу.

Покрасневшие, ненакрашенные глаза девушки выглядели больными, но они все равно были большими и красивыми, пухлый рот с сочными губами без слов свидетельствовал: его владелице нет и тридцати. Да и красивая шея, выглядывавшая из воротника черной блузки, могла принадлежать только молодой особе.

– Да, – ответила незнакомка, – а в чем дело?

– Я тоже провожала Андрея Львовича, – пояснила я, – извините, конечно, не подвезете меня чуток? Тут транспорта не дождаться, а до метро топать далеко.

– Конечно, – вежливо ответила незнакомка, – садитесь. Вам куда?

Я влезла в автомобиль и чуть не выскочила назад.

Внутри противно воняло. Через секунду стало понятно, что «аромат» исходит от «елочки», болтающейся на зеркальце. Оранжевый картон пересекала надпись, сделанная черными буквами: «cocos», а я терпеть не могу ничего, что имеет вкус или запах экзотического ореха. Мне делается не по себе даже при виде рекламы шоколадных батончиков. Стоит мужскому голосу вкрадчиво завести про «райское наслаждение», как мой рот мигом наполняется слюной, но не от того, что хочется немедленно слопать шоколадку, а от подобравшейся к горлу тошноты.

И вот теперь мне предстояло провести довольно большой промежуток времени, ощущая себя обезьяной под кокосовой пальмой. Все-таки работа детектива не слишком приятна, выйти из машины я не имею права.

– Вам куда? – переспросила девушка.

Внезапно я почувствовала, как по спине побежали мурашки, в голове стало жарко, сердце быстро забилось, наверное, подобную сосудистую реакцию испытывают актрисы, стоя в кулисе и разглядывая в щелочку полный зал. Служительницы Мельпомены знают – если трясешься перед выходом на сцену, значит, удачно сыграешь. Но я ощутила подобное чувство впервые.

Губы раздвинула вежливая улыбка.

– Лучше скажите, куда вы направляетесь.

– Еду домой, – вздохнула женщина, – на Воронинскую улицу, это очень далеко.

– Ну надо же! – воскликнула я. – И мне туда! Вы в каком доме живете?

– Во втором.

– А я в четвертом квартиру снимаю.

– Удивительное совпадение, – ответила незнакомка, – случается же такое.

– Давайте познакомимся, Таня.

– Ася, – сказала водительница.

Некоторое время мы ехали молча, потом я попыталась осторожно завязать контакт.

– Вы давно знаете Андрея Львовича?

– Не слишком, – уклончиво ответила Ася, – училась у него.

– В Академии менеджмента и дипломатии?

– Нет.

– А где?

Ася ловко повернула налево.

– Калягин готовил меня в вуз.

– Да уж, – протянула я, – он умел это делать.

Ася искоса глянула на меня и неожиданно отреагировала на замечание:

– Вы сказали последнюю фразу таким тоном, будто Андрей Львович совершал нечто постыдное.

– Никогда, – спохватилась я, – просто я имела в виду, что Андрей Львович всегда всем помогал.

– Он был очень добрым, отзывчивым, – грустно пробормотала Ася, – а еще щедрым и ласковым. Сейчас подобные мужчины редкость.

– Так хорошо его знали?

Ася промолчала и сделала вид, будто полностью поглощена дорогой.

Я решила подъехать с другой стороны.

– Жена убивалась! Страх смотреть!

Ася не издала ни звука.

– Вот бедняжка! – фальшиво вздыхала я. – Наверное, у них любовь была.

Ася стоически не раскрывала рта.

– Не слишком Вера красива, – посыпала я солью рану, – толстая и немолодая уже, только говорят, Андрей супругу обожал.

Ася с непроницаемым лицом держалась за руль.

– Мне Этти рассказывала, – я не оставляла попыток выбить Асю из колеи, – она с Андреем Львовичем с институтской скамьи дружила. Знаете, что говорила?