Если вам интересно, до границы туманов добрались мы быстро и без происшествий. Там тоже установили маячок, дабы сиятельный князь не промахнулся по возвращению. Он и не промахнулся… всего-то вылетели из тумана немного не в том месте… на пару десятков километров ошиблись. Но главное, что вообще вылетели. После из временного лагеря порталом в Агатовую чайку, где я провела совсем мало времени. Не хотелось вынуждать Берилл адаптироваться сначала к одним условиям, потом к другим. Летать ей не понравилось, мне тоже, по крайней мере, таким способом. Переход через порталы она перенесла куда как лучше, возможно, потому что телепортация, по сути, один шаг, и ты на месте и испугаться толком не успеваешь. Последние дни я занималась её устройством в квартире, где я живу с родителями и котом Минчиком.

Мама с папой ящерице сильно удивились, конечно.

Минчик был в глубоком культурном шоке, от коего до сих пор отошёл. По-моему, такой подлянки от двуногих он не ожидал.

Берилл быстро навела порядок на новом месте, всех построила, и теперь домочадцы исполняют любые её приказы. С Минчиком у неё тихая партизанская борьба, не знаю, как надолго затянется. Думаю, стоит ли покупать когиане аквариум, или она раньше вырастет настолько, что полезет разве что в те аквариумы, что бывают в террариумах. Спит она по-прежнему со мной, на диво всеядна, охотно потребляет даже то, что ящерицы — в теории, во всяком случае, — есть не должны, постоянно тырит с тарелок всё, что плохо лежит, и уже излазила мебельную стенку вдоль и поперёк. Только дождь заставляет её угомониться хотя бы на время. Октябрь заканчивается, и листва почти облетела, лужи не просыхают толком, однако и до настоящей зимы далеко. Гадаю, как Берилл будет себя вести, когда выпадет снег?

В остальном у меня всё хорошо. Лифт в нашем подъезде сломался, говорят, починят нескоро. Я на седьмом этаже живу, вроде и не шибко высоко подниматься, но на четвёртом сдохнуть хочется. Не знаю, как вы себе представляете наши многоэтажки… правда, у нас типовой кирпичный дом, в девять этажей, раньше такие часто строили… это теперь как поналепят человейников, похожих на поставленные друг на друга коробки, так без ужаса и не взглянешь. Знаю-знаю, попахивает старческим ворчанием на тему, что раньше и травка была зеленее, и солнышко ярче светило.

Ещё у нас во дворе яму вырыли, трубы меняют. Вид у меня из окна нынче мало вдохновляет и шумно, писец просто. Пишу два впроцессника одновременно, уже начатый, с суровым главным героем, и тот, что у вас дома набросала. Потом читаю комментарии ко второму и вздыхаю.

Надеюсь, у вас тоже всё хорошо. И у вас, и у Ринды с Дагги, и у Бентона. Если вы всё же получите моё письмо, то можете не отвечать. Ежели вдруг что не так, то не поминайте лихом.

Искренне ваша (зачёркнуто) С уважением, Арнетти».

«Дорогая Арнетти!

Я рад, действительно рад, что вы благополучно добрались и у вас всё хорошо. Должно быть, вы удивитесь, но я рад и за когиану тоже. По вашим рассказам я примерно представлял, какой у вас может быть климат, хотя, не скрою, не вполне понимал, где в Тёмном княжестве бывает подобная погода.

Его сиятельство князь Дэймитри наладил передачу срочных почтовых сообщений даже по нынешнему сезону. До границы туманов корреспонденция добирается по его каналам, а дальше почту доставляют русалки, им холода нипочём, да и под водой туманов нет. Собственно, почта и раньше к нам приходила через русалок, но в сезон туманов мало кто решался отправлять что-либо в наши края, даже находясь далеко за пределами самих туманов. Князь много и регулярно мне пишет, расспрашивает, что у нас да как, интересуется всем вплоть до мелочей. Стараюсь отвечать по существу, строго по делу, хотя порой нет-нет да вертится в уме вопрос, где Его сиятельство был раньше. И его отца, и его деда, и даже его самого до недавних пор наши края заботили не больше, чем территория, примыкающая к северной границе. Каждый лесничий делал всё, что в его силах, дабы Медвежий угол жил и дни его были действительно славными, но превратить целый остров в один из тех больших процветающих городов, о которых грезит Бен, руками и лапами одного оборотня невозможно. Да и, говоря по чести, не всякое достижение прогресса, не суть важно, с какой стороны родом, хочется видеть в своей жизни и на своей земле, вскормившей не одно поколение твоих предков. Пока по тону писем князя и его расспросам мне трудно предположить, чего именно он хочет от нас, но надеюсь, что внезапный его интерес не зайдёт слишком далеко.

Как видите, меня иногда тоже уносит в темы, вряд ли занимающие собеседника в схожей мере.

Ваше письмо пришло на второй неделе ноября, и, признаться, я не сразу решился ответить. Не подумайте дурного, дело не в том, с какой стороны вы или я, но в проступке моего сына, из-за которого вы оказались в столь непростом положении. Я не поведал вам о нём сразу, хотя сложить одно с другим легко, и вы быстро догадались бы сами. Корни моего молчания уходят в предосторожности — трудно предположить в первые часы, чего можно ожидать от нечаянной невольной гостьи, — и постыдное малодушие. Тяжело признавать перед самим собой, что твой взрослый сын способен на такие проступки, но перед другими — ещё тяжелее. Кажется, если молчать о чём-то важном, тревожном, то можно притвориться, будто этого нет и в помине. Но стоит произнести вслух, и оно станет явью, слишком жестокой, чтобы отвернуться от неё и не замечать впредь. Знаю, звучит как неловкое оправдание. Вероятно, так оно и есть. Тем не менее, я прошу прощения — за Бентона и за себя.

И за Керри. Её повышенное внимание к вам — следствие той же предосторожности. Ей казалось необходимым наблюдать за вами и наблюдение это, как выяснилось после вашего отбытия, не ограничилось одним лишь её визитом в первый день. Время от времени она приглядывала за вами с небольшого расстояния. Мне остаётся надеяться, что при том она не слишком вас напугала.

Ринда выглядит чрезвычайно счастливой с Дагги, а сам он вынужден делить своё время между моей дочерью и моим сыном. Они с Беном опять что-то задумали, секретничают едва ли не больше, чем когда Дагги с Риндой. Всё чаще я задумываюсь, что совсем скоро мне придётся отпустить не только Ринду, но и Бена. На острове его не удержать, нет в нём той любви к своей земле, к своему лесу, что живёт во многих из нас, обитателей Медвежьего угла. Не знаю, хорошо это или плохо, когда молодые оборотни бегут прочь из леса, где были рождены и взращены. Моя ли в том вина, как отца и лесничего, или подобное нет-нет да случается неизбежно, и противопоставить этому нечего? Самому мне трудно судить, я никогда, даже в дни юности, не испытывал желания покинуть остров навсегда.

Моё письмо вам отправится в путь вместе с ответным посланием для князя, хотя последнее скорее похоже на отчёт, нежели на письмо. Я по-прежнему не уверен в вашем ответе и, пока писал прошлый абзац, даже подумал было предложить вам не отвечать вовсе, если вы того не желаете. Но если всё же пожелаете, буду рад прочитать ваше письмо.