Бернар».

Модернизированная княжескими возможностями, доставка почтовой корреспонденции заработала быстро, исправно. В мире людей, конечно, письма шли не посредством местной почты, но доставлялись и забирались посыльным от князя, являвшимся прямиком на порог квартиры Арнетти. Она не знала, что Дэймитри думает по поводу лишней волокиты — всё же приходилось гонять с одной стороны на другую и обратно дополнительного работника. Впрочем, лично с князем Арнетти виделась нечасто, иными способами он своего недовольства не выказывал, а Юлисса о том не упоминала ни при встречах, ни в сообщениях в мессенджере.

Переписка завязалась стремительно и как-то незаметно. Письма прибавили в размерах и приходились стали раз в неделю. Арнетти охотно изливала бумаге всё, что случалось, важного и незначительного, всё, что видела и слышала, что накипело в душе и что приходило на ум. С нетерпением ждала ответного послания и на целый вечер погружалась в обстоятельное, вдумчивое чтение.

Писать, делиться, рассказывать было легко. Словно собеседник находился не где-то там, далеко-далеко, отделённый незримой гранью междумирья, но сидел рядом, внимательный, понимающий. И читать интересно, будто своими глазами видеть другой мир, фрагменты другой жизни, непохожей на её собственную. Объяснять вещи, неизвестные жителю глубинки с той стороны, и наблюдать закусочки чужих забот, важных для них не меньше, чем гора хлопот современного человека, обитателя мегаполиса. Они не лучше и не хуже один другого, просто — разные и странно их сравнивать.

Холодный ветер сорвал с ветвей остатки листвы и последние дни осени, ноябрь сменился декабрём, но, вопреки началу календарной зимы, снег выпадал мало, редко и быстро исчезал с отрезов голой земли и жухлой травы. Берилл наконец-то разглядела, какая погода царит нынче за окном, и стала вялой, тихой. Партизанское противостояние с Минчиком постепенно сошло на нет и ящерица и кот даже повадились спать вповалку и есть из каждой своей миски по очереди, словно проверяя, вкуснее ли еда у соседа.

В сиянии пёстрых гирлянд и аромате тёмной хвои пронёсся Новый год.

Промелькнули зимние каникулы, прихватив с собой едва ли не половину января.

Пролетел полусонный огрызок января.

Туманы отступили уже в середине февраля, и князь немедля почтил Медвежий угол официальным визитом. Явление монаршей персоны оставило у Бернара смешанные чувства: остров очевидно ожидали перемены, но пока никто не мог сказать в точности, куда именно они приведут. Многие жители опасались что внезапно переменившегося грядущего, что нежданного, настораживающего внимания властителя. Понятно, что если бы не Бентон с Арнетти, никто бы в Агатовой чайке и не вспомнил о существовании Медвежьего угла, как не вспомнило не одно поколение обитателей княжеской резиденции, но теперь уже джинна в бутылку обратно не загонишь. Арнетти попросила Бернара не скрывать, если вдруг Дэймитри начнёт высказывать чересчур радикальные идеи. Ей и самой не хотелось бы, чтобы в её дом пришли власть имущие её родной страны и начали всё перекраивать на свой лад. Пусть бы благими побуждениями прикроются, да только где ж гарантия, что их представления о всеобщем благе совпадут с всеобщим мнением об оном?

Вырубить и застроить — дело не столь уж и долгое даже в условиях другого мира.

А что вырастет вместо? Человейники непролазной чащобой, забитые машинами трассы и убитая экология?

В письме, полученном Арнетти в самом конце февраля, Бернар сообщил, что на остров прибыла бригада строителей, ходят по домам, производят замеры. Следом переправили технику, которую местные отродясь не видели, привезли трубы и пригнали команду телепортистов для создания и настройки стационарного портала. Арнетти сразу написала ответ и на следующий день отдала запечатанный конверт посыльному, приходившему дважды в неделю в один и тот же час, чтобы вручить письмо с острова и забрать послание от Арнетти.

Но ответного она не дождалась.

Ни в первую неделю марта.

Ни во вторую.

* * *

«— Моё сердце навеки отдано тебе, Элсбет, — едва слышно произнёс он, бережно сжимая тонкие пальцы любимой в своей ладони. — Что бы ни преподнесло нам будущее, как бы ни повернулась жизнь, ничто не изменит моих чувств к тебе.

— И моё сердце принадлежит лишь тебе, — прошептала Элсбет. — Так было с того мгновения, как я увидела тебя впервые на балу у Лангов, и так будет впредь, до самого моего конца.

Он склонился к Элсбет, и она доверчиво потянулась навстречу…»

В недрах квартиры что-то бухнуло, звякнуло и сменилось быстрым топотом восьми лап сразу.

— Берилл, Минчик! — Арнетти торопливо сохранила текст, выскочила из-за стола и бросилась проверять, что на сей раз уронила эта неугомонная чешуйчато-шерстяная парочка.

Берилл вышла из своего полулетаргического состояния уже в конце февраля и с той поры редко какой день обходился без проделок ящерицы и кота. Они вместе спали, вместе ели, вместе лазили по всему, на что в принципе возможно было залезть двум не столь уж и маленьким тушкам, и бодро тыгыдыкали в любое время суток. За зиму Берилл прибавила в размерах и в весе, став крупнее и тяжелее Минчика, но страсти к забегам по квартире и мебелелазонью не растеряла. Случившиеся в начале марта снегопады её не смутили и активность не понизили.

Едва Арнетти открыла дверь своей комнаты, как мимо наперегонки пронеслись две тени, рыже-белая и зелёная, и исчезли за поворотом на кухню. Арнетти заглянула в комнату родителей, оценивая возможный ущерб. Опять запрыгнули на тумбочку, где стояли мамины баночки с кремами и прочая косметика, половину уронили, половину разогнали по полу.

— Вот ведь, — пробормотала Арнетти себе под нос. — Как охотиться на игрушечную мышку, так они не хотят, а как на баночки, так пожалуйста.

Собрала всё, поставила на место.

Из коридора донеслось настойчивое скрябанье когтей по дермантину.

— Ну теперь-то что? — Арнетти вышла из комнаты и успела заметить, как Берилл, встопорщив иглы на мордочке, отпрянула от входной двери.

Следом грянул звонок в эту самую дверь.

Арнетти отогнала ящерицу от створки и открыла не глядя в глазок, ожидая увидеть вернувшихся из магазина маму с папой.

Но вместо родителей по ту сторону порога стоял Бернар.

Здесь. Сейчас.

Во плоти.

Живой и невредимый.

В современной одежде, простой, тёмной, не выделяющей носителя среди прочих людей, заполняющих городские улицы.

И с букетом жёлтых и красных тюльпанов в прозрачной обёртке.

И всё в сумме выглядело так странно, удивительно и неожиданно, что Арнетти растерялась, не зная, что сказать.

— Здравствуй, Арнетти.

— Здравствуй.