— Вот так совпадение! Карен живет в Мюнхене, вдруг Майкл где-то неподалеку? Он совсем мне не пишет. Впрочем, я и не надеялась.

Заскрипели пружины: Рейчел повернулась на другой бок. Эта пауза была совсем иной: Рейчел что-то скрывала или лихорадочно собиралась с мыслями.

— В чем дело, говори!

— Ни в чем.

— Рейчел, я не верю. Выкладывай!

— Я думала, ты в курсе. Четыре месяца назад Карен и Майкл встретились в Париже и вместе поехали в Мюнхен. Я получила от него письмо, как всегда короткое. Ну, ты же знаешь Майкла…

Волосы Карен Оливер оказались еще светлее, чем помнилось Майклу. Фиолетовое шелковое платье блестело на солнце.

— Если не хочешь бежать за ним, присядь и перестань на меня таращиться.

Майкл положил на стол забытый мальчиком багет и сумку с персиками, снял рюкзак и прислонил к стулу ружье.

— А я думала, все художники хилые и бледные. Ты выглядишь так, словно живешь в пещере и охотишься на медведей. — Карен толкнула соседний стул носком туфельки. — За встречу нужно выпить, я угощаю.

А вот и мамаша за своим багетом спешит.

К столику подошла женщина с бледным от страха мальчиком.

— Спасибо вам, мадемуазель, и вам, месье, — по-французски поблагодарила женщина. — Я знаю, как мой сын любит эту старую лошадь, а я за ним не углядела. Пьер, скажи спасибо.

— Merci Madame, — пролепетал Пьер, сморщился, и по его щекам покатились слезы.

— Ну, миленький, не плачь. Смотри, что у меня есть! — Карен потрепала мальчишку по щеке и протянула носовой платок. — Возьми на всякий случай.

Мальчик поднес платок к носу, и Майкл догадался, что тонкая ткань пахнет духами Карен. Француженка еще раз с благодарностью кивнула. Судя по лицу, она очень удивилась, что небритый тип с ружьем и грязным рюкзаком сидит рядом с холеной и дорого одетой блондинкой.

Француженка увела сына. Мальчик шел вприпрыжку, а поломанный багет выглядывал из-за его плеча и тоже подскакивал.

Карен жестом попросила официанта принести еще один стакан.

— Вот, нашла себе новое развлечение. — Она махнула сигаретой. — Получше, чем «Вудбайнс», которые курил Стэнли. А еще перно — он как жидкое анисовое драже. Раз уж тебе интересно, еду я в Мюнхен. У меня там работа, а поездку в Париж мне оплатили, чтобы я обновила гардероб. Здорово, правда? В Мюнхен я уезжаю сегодня вечером.

Карен рассказала о госте, жившем в лондонском отеле, где она работала. Старый герр Ландау из Баварии предложил ей работу. «Чистое везение, — призналась Карен. — Наверное, ему понравилось мое лицо». Карен наполнила стакан Майкла, пролив перно на стол.

— Теперь ты рассказывай.

— Я возвращаюсь домой.

— Слышала про твоего отца… Мои соболезнования, Майкл. — Карен закурила еще одну сигарету. — Смерть — мерило всего, согласен? После смерти моего отца мама винила всех и вся, даже его самого. Тогда я и поняла: она всегда была такой — вечно бурчала, скрежетала зубами, искала доказательства того, что мир жесток и несправедлив. Нас с Элизабет она винила в том, что плачем, нуждаемся в ней, напоминаем отца и так далее. Стоило мне выйти из комнаты, Элизабет рыдала. Ей было восемь, мне десять. В общем, ерунда полная… — Карен подлила себе перно. — Я вот усвоила, что нельзя терять время, — Карен загибала пальцы, — что доброта — не гарантия счастья; что жизнь несправедлива; что любовь нужно дарить, а не менять и не продавать; что лучше рискнуть, чем мучиться сомнениями. Вот тебе мой личный философский список.

Никогда раньше Майкл не слышал от Карен таких слов и сейчас почувствовал, что очарован. Карен улыбнулась и облокотилась на стол.

— Ничего себе речь! Высоколобым интеллектуалам такая и не снилась. А тебя нужно утешить и подбодрить. Вернемся к этому разговору лет через двадцать, тогда скажешь, права я или нет.

Высокие облака то разбегались, то сходились снова, затмевая полуденное солнце. Заметно холодало, яркие краски меркли. Ветер теребил запыленные цветы, опавшие с деревьев, а потом выглядывало солнце, и тени кляксами расползались под деревьями и столами.

Карен снова наполнила стаканы:

— За нас! За встречу в Париже. Домой-то ты точно не хочешь.

— Хочу. Ничего в жизни так не хотел.

— А мне дома стало невмоготу. Бога молила, чтоб выбраться из Англии, и выбралась. Лондонцы все как один несчастны и запутались в себе. Думают, что быть несчастным значит быть добродетельным. Выпей еще, Майкл, я заплачу. — Карен придвинула к нему графин. — Ну вот, опять я о серьезном! Все, больше не буду! Ну, говори, почему решил похоронить себя в мрачной Англии.

Майкл видел, что Карен перепила. Наверняка со стороны они казались парочкой — флиртуют, спорят, вместе напиваются.

— Я должен увидеть твою сестру. Кажется, я в нее влюблен.

Карен негромко засмеялась и чокнулась с Майклом.

— Браво! Ты, кажется, влюблен? Вот так дела! Но ведь ты не видел Элизабет больше двух лет. Майкл, ты шутишь!

— Нет, не шучу.

— Не смей меня дразнить! Ты влюблен в Элизабет? В маленькую праведницу, нежную фиалку на стальном стержне? — Карен захохотала, обнажив маленькие ровные зубки. — Тебя не раскусить, но мне это нравится: с тобой не заскучаешь. Майкл, мы одинаковые, мы ненавидим докук. А еще страдальцев и притворщиков.

Мысли Майкла текли медленно, словно увязая в меду. Дурманила красота парижской улицы, нежный пушок на обнаженных руках Карен, игра солнца в ее волосах. Захотелось к ней прикоснуться, ведь она из той же плоти, что Элизабет.

— Я ее люблю.

Карен отодвинула стакан и откинулась на спинку стула. Даже солнце засияло иначе.

— Да ты и впрямь не шутишь!

— Не шучу.

Она закурила очередную сигарету. Солнце слепило, и Карен, подняв подбородок, зажмурилась.

— Думаю, ты должен знать. Майкл, Элизабет вышла замуж.

Шок был настолько стремительным, что Майкл почувствовал не фазу.

— Не надо, Майкл, не мучай Элизабет. Знаешь, у вас бы все равно ничего не получилось. Твоя богемная жизнь не для моей сестрички.

— Я так далеко не заглядывал.

— Неудивительно, а вот я заглядывала, и…

— Если она счастлива, я только рад, — перебил Майкл. Чем меньше он об этом услышит, тем лучше.

Карен молчала, за что Майкл был ей благодарен. Столики соседних кафе опустели. Официантка принесла кофе. На рюкзаке свернулась клубком кошка.

За перистыми облаками еще светило солнце, но над городом уже витал сумрак. Они еще посидели молча. Потом Карен накинула на плечи кардиган и пригладила волосы.

— Майкл, проводи меня на вокзал.