Карен пыталась объяснить носильщикам, что несессер и дорожную сумку нужно оставить в купе, а чемоданы разместить в багажном вагоне. Она злилась, что не может объясниться, а два проводника в форме старались ей помочь: пассажирам первого класса нужно угождать.

Майкл заговорил с ними по-французски, силясь перекричать шум вокзала. Вокруг суетились другие пассажиры, и Карен предложили подняться в вагон. Она обернулась, вероятно, чтобы попрощаться, но в такой суматохе не попрощаешься, и она поманила Майкла за собой.

Вскоре они стояли в тишине ее маленького купе, рядом с единственной полкой, застеленной белыми простынями и темно-синими одеялами.

— Майкл, куда ты теперь поедешь?

— Мне все равно нужно в Англию, с родными повидаться.

— Присядь на минутку. У тебя ужасный вид. Подожди, я сейчас вернусь.

Майкл сел на краешек полки. Одеяла тонко пахли сиренью, и ему вспомнилась бабушка Лидия, ее любимые духи. Вагон дернулся, и проводники начали закрывать двери.

Майкл услышал голос Карен — она о чем-то спорила с проводником и, очевидно, убедила его, потому что вскоре паренек протиснулся в купе, таща ружье и рюкзак.

В дверях стояла Карен.

— Майкл, поехали в Мюнхен. Зачем тебе в Лондон? Деньги у меня теперь есть, я и тебе дам. А из Мюнхена куда захочешь, туда и отправишься.

Поезд вроде бы стоял, но тени двигались, и, повернувшись к окну, Майкл увидел, как мимо плывет Париж.

— Видишь? — проговорила Карен. — Ничего сложного.

Время перевалило за полночь. На платформе мюнхенского вокзала не было ни души, кроме человека в темном пальто — он курил под фонарем. В таком свете волосы у него были бледно-золотые, как у Карен.

Она представила их друг другу, и Артур Ландау на ломаном английском поздравил Майкла с прибытием в Германию и извинился за то, что парижский поезд пришел среди ночи. Карен улыбалась и льнула к нему, но Ландау не желал на нее смотреть. В чем дело, Майкл догадался без труда. Самый первый взгляд Ландау был красноречивее любых слов: Артур понял, что Карен путешествовала не одна. Впрочем, виду не подал, лишь спросил Майкла, сколько времени тот проведет в Германии.

— Пару дней, не больше.

— Очень, очень жаль! — воскликнула Карен. — Я так рада, что встретила Майкла в поезде! Артур, ты должен убедить его остаться подольше! Ну пожалуйста! Меня Майкл не слушает.

— Уверен, у него дела, — парировал Ландау.

— Майкл — прекрасный художник, в Англии его знают. Думаю, ему захочется с галерейщиками познакомиться. Если не убедишь Майкла, я свяжу его и оставлю силой! — Засмеявшись, Карен взяла под руку и Майкла, и жениха. — Месяц, Майкл, хотя бы месяц, и не смей спорить!

Теперь Ландау за ней наблюдал. Она улыбалась Майклу, и он искал в этой улыбке чего-то помимо дружбы — близости, быть может, или угрызений. «Какая бесшабашная! — подумал Майкл. — Или просто не понимает, что кому-то из нас это может не понравиться».

Час назад в купе постучал проводник и сказал, что поезд подходит к Мюнхену. Оба встали и принялись одеваться. Вагон сильно качало, и Карен, надевая белье и чулки, опиралась о стену то ногой, то боком. Майкл сидел на узкой полке и смотрел во все глаза: она же должна ему нравиться. Хрупкая, изящная, с гладкой светлой кожей и тонкой костью… Она повернулась, чтобы застегнуть пояс, и улыбнулась Майклу сквозь густую копну серебристо-кремовых волос.

Вагон сильно качнуло, и Карен упала прямо на Майкла, прижавшись к нему всем телом. Ее грудь, обтянутая шелком, на его груди, ее бедро под его рукой — в нем вновь вспыхнуло желание. Негромко засмеявшись, Карен отстранилась и подняла крышку несессера — на обратной стороне было зеркало. Она встала на колени, застегнула серьги и быстро накрасила губы, вынула новую юбку и блузку, а фиолетовое платье, в котором была в Париже, оставила валяться на полу.

Покончив со сборами, они сидели рядом на койке, не зная, как скоротать последние минуты поездки. Майкл выключил свет, раздвинул шторы, и оба вгляделись в темноту за окном.

— Здесь ты быть не должен, но хорошо, что ты все-таки со мной поехал, — прошептала Карен.

Майклу хотелось сказать, что за двадцать часов поездки тоска по Элизабет, увы, не притупилась.

— Майкл, ты должен знать: на вокзале меня встречают.

— Тогда нам пора прощаться.

— Нет, не беспокойся. Я скажу, что ты мой друг из Лондона, и, по сути, так оно и есть.

— Карен, он догадается.

— Жаль, что мы не влюблены друг в друга, — шепнула она и повернула лицо Майкла к себе. Поцелуй, еще поцелуй, и вскоре на губах Карен не осталось помады.

Теперь они на мюнхенском вокзале в компании ее немецкого любовника. Почему-то Майклу казалось, что он предает Карен. Вероятно, эта девушка не понимает, что может сделать больно, но она куда нежнее и честнее, чем он думал. Отчего-то Майклу не хотелось оставлять ее с Артуром Ландау.

— Путь был, надо полагать, неблизкий, — сказал Ландау, когда они вышли с вокзала на пустынную улицу.

Карен отвернулась и зевнула. Легкий парижский загар безвозвратно исчез, а щеки при свете фонарей казались запавшими. Глаза потемнели от переутомления. В поезде она не сомкнула глаз и ела одни персики.

У машины Ландау стояли два молодых человека, привлекательные, почти красивые, высокие и сильные, как Ландау. Оба кивнули Майклу, с интересом глянули на его ружье, потом на Карен. Ландау открыл дверцу, и Карен скользнула в салон. С Майклом она не попрощалась — может, поняла, что не стоит.

Майкл закинул рюкзак на плечо. Ландау яростно стиснул ему руку.

— До свидания, Майкл Росс. Удачи. — Он открыл дверцу со стороны водителя, снял пальто и накинул его Карен на колени. Наклонился, плотнее ее укутывая, и Майкл услышал: — В Германии холодно, Liebling. — В голосе Ландау впервые зазвучала нежность.

И тут раздался крик:

— Monsieur! Pardon, monsieur! — С вокзала к ним бежал мальчик в форме — проводник, который подавал кофе. — Attendez-vous, monsieur![22]

Ландау выпрямился.

— Я вот что нашел, месье, — по-французски сказал мальчик Майклу. — Ваша жена забыла на полу у вас в купе. — Он протянул фиолетовое платье Карен. — Прошу прощения, месье, я надеюсь, оно не порвалось.

Майкл взял платье и в ту же секунду понял, что сделал это зря. Надо было поглядеть на платье в недоумении, скачать, что это какая-то ошибка, но было уже поздно, мальчик убежал.

Лишь на миг замявшись, Ландау спросил:

— У вас есть друзья в Мюнхене? Есть где остановиться? — Может, он не заметил платья. Или, может, не понял по-французски.