– Конечно, Марлен, если уж тебе так важно собрать лампы сегодня, я сейчас же начну. И не переживай, у нас будет прекрасный вечер, и ты сможешь расслабиться. Выше голову!

Марлен тихо застонала, развернулась и медленно ушла. Папа задумчиво посмотрел ей вслед и обратился ко мне:

– Слишком много всего для женщины. И пансион, и постояльцы, ремонт и эта жара. Ну ладно, мы поможем ей. Да, Калли?

Калли кивнул:

– Ты абсолютно прав. Давай-ка посмотрим, что за странные лампы она купила. Лампы, которые нужно собирать.

Они сунули головы в коробку, а я заметила, что Доротея с Нильсом едва сдерживаются.

– Ну, я пошла. Удачи вам здесь.

Мне никто не ответил.

По дороге к нашей квартире я решила позвонить Йоханну, но не успела набрать и половину цифр, как телефон зазвонил. На дисплее высветился гамбургский номер. Голос у мамы был подавленный:

– Ну, Кристина, я слышала, что у вас работы невпроворот?

– Привет, мама. – Я присела на скамейку у задней двери и прикурила сигарету. – Как твои дела?

– Ты куришь? Только не при папе, ты же знаешь, как он беспокоится за твое здоровье. Я сегодня говорила с ним два раза, голос у него был веселый.

– Он и в самом деле весел. А у тебя-то как дела?

– Ох, не так чтобы хорошо. Нога болит, они дают мне обезболивающее, чтобы я могла тренировать колено. Я и не думала, что будет так тяжело. Но не говори папе, а то он начнет звонить еще чаще.

– Не скажу. Он не говорил, что часто тебе звонит. Хотя мог бы – я сегодня пыталась два раза тебя набрать, но не застала в палате.

– Ты же знаешь папу, он не слишком разговорчив. Он общается с остальными рабочими?

Папа не слишком разговорчив? Вот удивительно. Через открытое окно пивной я со своей скамейки слышала его команды.

– Конечно, общается. Это неизбежно, когда работаешь вместе.

Мама успокоилась.

– Вот и хорошо. Но послушай, не надо его перегружать, ему все-таки семьдесят три. Отцу нельзя поручать тяжелую работу, он часто себя переоценивает.

– Это верно.

– Почему ты говоришь таким странным тоном? Он уже перетрудился?

– Нет, мама. Он ничего не таскает, не красит, не занимается проводкой – прекрасно перепоручает все другим.

– А как с едой?

– Он ест.

– А почему так лаконично? Ты же мне скажешь, если с ним что-то случится, правда? Иногда он просто стесняется, хочет сделать все правильно, и идеи у него есть, но он не решается их воплотить.

– Ох, вполне.

Голос у мамы стал подозрительным:

– Ты как-то странно говоришь. Он рассказал мне, что Калли сегодня вечером угощает его пивом в честь рождения малышки. И куда же они пойдут? Есть какая-нибудь симпатичная кафешка поблизости? Хайнц не любит громкую музыку…

Я закрыла глаза и увидела весь этот хоровод в «Акуле»: папа, Мехтхильда Вайдеманн-Цапек, Калли, Ханнелора Клюпперсберг, Онно, Гизберт фон Майер, Нильс, Геза и, наконец, я. Интересно, во что облачатся дамы?

– Я тоже иду. Калли знает небольшое уютное местечко. Понятия не имею, как оно называется.

– Желаю вам хорошо повеселиться. И последи, чтобы он от души развлекся, а не грустил в уголке только потому, что мне вставили искусственное колено. Подбодри отца, судя по голосу, настроение у него слегка подавленное.

Подавленное? Муки совести? Наш моложавый мужчина чуть за семьдесят с лукавой улыбкой? Очаровательный господин с красавицей дочерью? Я подавила смешок и откашлялась.

– Не беспокойся о нем, мама. У него достаточно развлечений, и мне не кажется, что он подавлен. Думай о себе, тренируй колено, я позвоню тебе завтра.

– Да, позвони. И передай всем привет от меня. До завтра.

Она положила трубку. А я задалась вопросом, от чего она так старательно оберегала его в жизни и почему я всегда опаздываю?

Открывая дверь квартиры, я услышала свист. Обернулась и увидела Йоханна, ставившего на землю две дорожные сумки.

– Хорошо, что могу с тобой попрощаться.

Я направилась к нему и остановилась.

– Значит, с самолетом все получилось?

– Да, – улыбнулся он. – Жду такси, улетаю через сорок пять минут. Еще раз большое спасибо, надеюсь, завтра к вечеру вернусь и приглашу тебя на ужин. Договорились?

Я кивнула:

– Договорились. А зачем ты тащишь с собой весь багаж? Мог бы здесь оставить.

Он растерянно посмотрел на меня:

– Багаж… Да, верно… Как-то машинально собрался… Глупо, конечно, но теперь уж все равно.

Наш разговор прервал гудок таксиста. Йоханн наклонился и чмокнул меня в щеку.

– Ну, до скорого. Пока, всего хорошего.

– Счастливо долететь.

Я посмотрела вслед отъехавшему такси и задумалась, почему у меня такое странное чувство.

П. Александер

Бар «Акула» представлял собой именно то, что и обещало его название: с потолка свисали рыболовные сети, в углах возвышались гальюнные фигуры. Зал был просто набит морской атрибутикой, за стойкой стоял хозяин, по совместительству предположительно пират, а белокурую официантку, будь я ребенком, приняла бы за сирену.

Мой отец был впечатлен:

– Чудесное заведение, только посмотри! И никакого самообслуживания. Отлично! А Калли знает толк в барах.

Сияя, он направился прямиком к официантке.

– Это мы. Мой друг Калли заказывал для нас столик. Большой стол.

Говард Карпендейл запел «Об-ла-ди, об-ла-да», а нас повели к столу под гальюнной фигурой с большим бюстом. Папа уважительно оглядел ее и перевел глаза на меня:

– Великолепный стол. И музыка веселая. Выпьешь пива?

Я покорно кивнула и прикинула, когда же смогу незаметно сбежать отсюда. Пока мы ждали пиво и остальных, папа с интересом оглядывал обстановку.

– Доротее следует все это тщательно изучить. Тут можно подсмотреть кое-какие идеи, мне здесь очень нравится.

– Папа, думаю, тебе стоит держаться подальше от планов Марлен по переустройству бара.

– Почему? – удивился он. – Деточка, я же отношусь к целевой аудитории. Я гость Нордернея. И мне нравятся рыбачьи сети. – Его взгляд скользнул наверх. – А где берут эти носовые фигуры?

– «Де Фриз» – бар, а не портовый кабак.

– Бар, как изысканно. Я думал, мы хотим получать прибыль.

– Марлен хочет получать прибыль, папа, а не мы. Словом, поумерь пыл. Вон она идет.