Откинувшись на спинку стула, я дала себе минуту или две, чтобы насладиться облегчением, которое пришло от осознания того, что мы вернули Ли ее доброе имя. Больше пары минут, однако, у меня не было: дела не ждали.

Я встала с кресла и переместилась на пол, чтобы продолжить разбирать бумаги. Я надеялась найти разгадку одной или нескольких загадок, которые все это время были в центре моего внимания.

Днем я закрыла закусочную, пришла домой и попыталась еще раз позвонить Рэю, но снова попала на голосовую почту. Я не стала оставлять еще одно сообщение, а вместо этого приготовила себе чашку чая и плюхнулась на диван рядом с Оладушком. Я посмотрела на свой телефон и увидела сообщение от Кессиди. Она выражала соболезнования по поводу смерти Джимми.

Меня охватило чувство одиночества, и я отложила телефон, отправив в ответ короткое сообщение. Я не хотела думать обо всех тех, кого мне не хватало, – были ли эти люди уже мертвы или просто далеко. Проще было сосредоточиться на другом.

До закрытия закусочной я закончила разбираться в кабинете, и, хотя было здорово наконец привести все в порядок, я не нашла ничего, что дало бы хоть малейшее представление о мотивах взломщика. Если я рассчитывала раскрыть убийство Джимми, выяснить, кто его убил и почему украденные вещи кто-то спрятал в мастерской Джимми, мне нужно больше информации.

Проблема в том, что я не уверена, в каком направлении копать. В данный момент Джеральд Тивз и Дэрил Уиллис возглавляли мой список подозреваемых в убийстве, поэтому я подумала, что надо сосредоточить расследование на них. Я все еще думала о плане действий, когда на улице хлопнула дверца машины. Я поколебалась, держа кружку чая на полпути ко рту, мышцы у меня напряглись. Последнее, что мне сейчас было нужно, – это очередной визит Джеральда Тивза или Шантель Лефевр.

Я поставила чай на столик, и мне в голову пришла еще одна мысль.

Может, это Бретт.

С этой мыслью я поднялась с дивана. Я добралась до прихожей, и тут в дверь постучали. Я посмотрела в глазок и выругалась себе под нос. Это был не Джеральд Тивз, но этого гостя я тоже видеть не хотела. Интересно, не получится ли ускользнуть от двери или мои шаги было слышно?

В дверь снова постучали, и я почти подпрыгнула. Закатив глаза, я отперла дверь, а затем открыла ее.

– Здравствуйте, – поприветствовала я Голди Крантц, слегка улыбнувшись, но без энтузиазма. Пусть не обольщается. Но Голди было все равно.

– О, как же тяжко! – воскликнула она, проталкивая меня внутрь дома.

– Хм. – Я вскинула брови и посмотрела ей вслед, когда она ворвалась в гостиную.

«Проходите, чувствуйте себя как дома», – хотелось проворчать мне, но я сдержалась.

Меня совсем не удивило, когда из-за двери нарисовался Джона и проследовал за своей матерью. Сначала я его не заметила, но он, кажется, всегда болтается где-то возле Голди.

Вздохнув, я закрыла входную дверь, смирившись с тем, что они пришли отнимать у меня время. Джона стоял в центре прихожей и осматривался. Я подошла к нему сзади, и он отвел взгляд от кабинета и вошел в дальнюю гостиную.

Я последовал за ним и встала прямо в дверях. Джимми редко пользовался этой комнатой. Это была комната для, скажем так, официальных событий – с диваном и двумя креслами с подлокотниками, обитыми розовой тканью. Под ногами лежал ковер кремового цвета, который уходил в соседнюю столовую. Была там и коллекция статуэток «Роял Далтон» Грейс, которая украшала каминную полку и полки с обеих сторон. Джимми не любил кремовый и розовый цвета. Этой комнатой занималась Грейс, ее рука была заметна во всем. Меня ничуть не удивляло, что Джимми ничего здесь не менял.

Голди громко хлюпнула носом и рухнула на диван.

– Какая трагедия!

– А какая трагедия? – спросила я без интереса.

Я поглядела на Джону, который теперь стоял у камина и изучал роялдалтоновские статуэтки. Возможно, они его просто заинтересовали, но выглядел он несколько жуликовато, так что я бы не удивилась, если бы он попытался припрятать одну или две себе в карман.

– Я о смерти Джимми, конечно, – сказала Голди.

– Ах да. – Я вернулась к нашему разговору. – Да, это трагедия.

Голди достала из кармана носовой платок и промокнула сухие глазами.

Ее театральность начинала утомлять, но я постаралась скрыть раздражение. Было нелегко, конечно, особенно глядя, как она, прикрываясь платком, завидущими глазами осматривает комнату.

– Вы знаете, я вообще сейчас занята, – соврала я, надеясь, что так смогу избавиться от нежданных гостей. – Вы что-то хотели?

Голди снова хлюпнула носом.

– Скорее этого хотел Джимми.

– Простите, не очень понимаю, о чем вы.

Ее круглая фигура поднялась с дивана и провела пальцем по краю хрустальной вазы на столе.

– Джимми знал, как мне нравятся некоторые вещицы в этой комнате, особенно эта великолепная ваза и симпатичные статуэтки. Он всегда говорил, что общение со мной для него настоящая отдушина и что он хочет, чтобы я приняла эти вещи в знак его любви и признательности.

Отвращение во мне начинало достигать опасного уровня, но Голди продолжала говорить, не догадываясь, какое влияние на меня оказывают ее слова.

– Естественно, я говорила ему, что не могу их принять, но он настаивал. У меня еще не было возможности прийти и забрать их, но я ведь не знала, что жизнь Джимми оборвется.

Она зарыдала в свой носовой платок.

Точнее, как я предполагаю, сделала вид, что зарыдала.

В груди у меня закипал гнев. Я ни на секунду не поверю, что Джимми собирался кому-то дарить что-то из этой комнаты, особенно Голди. Грейс берегла эти статуэтки и хрустальную вазу «Уотерфорд». Что-то она получила в подарок от своей матери, и они были для нее дороги как память – в дополнение к их денежной ценности. Я не сомневалась, что после смерти Грейс для Джимми они тоже были очень дороги.

Кроме того, я помню, что Лиза рассказала мне пару дней назад. Голди, возможно, хочет, чтобы я думала, будто они с Джимми были близки вплоть до дня его смерти, но, по словам Лизы, их отношения – какими бы они ни были – закончились несколько недель назад.

Честно говоря, это удивительно, что у Джимми что-то было с этой отвратительной женщиной, но, возможно, это все из-за одиночества. Даже если он по какой-то причине испытывал некоторую привязанность к Голди, я бы ни за что не поверила в то, что мне сейчас она выдала.

Я была очень зла, но заставила себя ответить:

– То есть между вами была договоренность, что Джимми отдаст вам вам вазу и статуэтки?

– Именно. – Глаза Голди жадно блеснули, а затем она снова прикрыла их платком. – О, Джимми! Щедрая душа!

– А доказательства этой договоренности у вас есть? – спросила я, зная, каким будет ответ.