2

Остров Арран представляет собой верхушку подводного горного кряжа, пролегающего по дну Ферт-оф-Клайд. Высочайшая точка этого кряжа — огромная каменная тварь по имени Гоутфелл. Гора нависает на островом, воплощая в себе некую угрозу или вызов всему живому на Арране. Как правило, ее вершина, затянутая облаками, теряется в небе. Однако изредка выдаются такие пригожие деньки, когда макушка Гоутфелла ярко сияет на фоне безоблачного неба, и кажется, будто до нее рукой подать. Высота Гоутфелла 2866 футов — то есть в восемь раз выше собора Святого Павла с его крестом. Я понимаю, что подобные сравнения мало осмысленны, ибо легче восемь раз подняться на собор Святого Павла, чем однажды покорить вершину Гоутфелл.

И все же в наше время нет недостатка в доморощенных альпинистах. Что ни день, множество людей покидают после завтрака свои домишки, где ведут повседневную борьбу с жизненными невзгодами, и отправляются штурмовать каменную громаду. Все они одеты соответствующим образом: на мужчинах — шорты цвета хаки и рубашки с открытым воротом; девушки отдают предпочтение юбкам или тем же грязно-зеленым шортам. Хотя, на мой взгляд, подобная деталь одежды дозволительна лишь самым изящным представительницам женского племени.

Люди озабоченно поглядывают на небо, сверяются с барометром и пристают к старожилам острова с неизменным вопросом: «Как вы считаете, сегодня подходящий день для Гоутфелла?»

Как правило, им приходится довольствоваться отрицательным ответом и мудрым советом не соваться в горы. Но время от времени в результате сложных перемещений воздушных масс над Атлантикой на Арране выдается совершенно золотой денек: островерхая макушка Гоутфелла четко вырисовывается на фоне неба и проплывающих по нему серых облаков. В этом случае воодушевленные альпинисты покрепче сжимают свои посохи и смело отправляются в путь.

В один из таких дней и я рискнул сразиться с Гоутфеллом.

Как же я люблю все это! Дайте мне побольше солнечного света, горы, синее море, сухой запах вереска, журчание ручейка, несущего свои коричневые от торфа воды по горному склону, и можете оставить себе остальной мир — с его отелями, шикарными автомобилями и площадками для гольфа.

В каждом горном восхождении существует неизбежный момент — еще до того, как откроется второе дыхание, — когда сердце, как сумасшедшее, колотится у вас в груди, и звук этот отдается в ушах. Больше всего на свете вы мечтаете о том, чтобы упасть и пять минут полежать неподвижно, однако запрещаете себе об этом думать. Вы заставляете себя упорно карабкаться вверх, к заранее выбранной отдаленной цели. «Вот дойду до той скалы, — шепчете вы, — что смахивает на мертвого великана, и тогда отдохну. Не раньше…»

Каждый новый шаг оборачивается великой, нестерпимой мукой. Слабый, избалованный мужчина, который живет в вашей душе, принимается ныть и жаловаться. Он молит, торгуется и придумывает всяческие оправдания — все для того, чтобы сейчас же, незамедлительно устроить себе передышку. Однако сильная, целеустремленная женщина (которая также присутствует в вашем характере) не позволяет ему расслабляться. Вы слышите ее укоряющий голос:

— Я сказала, нет! Ну, и где же твое самоуважение? Как после этого ты можешь называться мужчиной? Вперед и вверх, дружище…

И вот наконец этот миг настал! Вы добрались-таки до намеченной цели, и все в вашей душе ликует. Это чувство сродни тому, что вы ощущали в детстве — когда победный рывок позади, и ваша грудь разрывает финишную ленточку. Вы, как подстреленный олень, падаете в душистый вереск. Все тело болит — даже те мышцы, о существовании которых вы не подозревали. Влажная трава приятно холодит ладони. А если поблизости протекает горный ручеек (что случается сплошь и рядом на склонах Гоутфелла, от самого Корри), то какая же это неземная мука — лежать, прислушиваться к его журчанию и обещать себе глоток холодной живительной влаги!

Я не знаю ничего вкуснее, чем эта вода из горного ручья, который бежит себе, низвергаясь из одной заводи в другую. Вы можете наполнить леденящей прохладой свои ладони либо ловить ее губами — в том месте, где ручей, вытекая из крохотного озерца, образует маленький водопадик. А можно лечь на живот, припасть губами к воде и пить, пить…

Восстановив силы, вы продолжаете путь наверх. Ветер становится заметно прохладнее, и вы понимаете, что поднялись достаточно высоко. В какой-то момент вы попадаете в облако стелющегося тумана, а затем вновь выходите на солнечный свет. Оглянувшись назад, вы видите, как клочья тумана уплывают вниз, скрывая далекую землю. Должно быть, вы прошли сквозь облако.

Для своего восхождения я избрал южный склон Гоутфелла и вскоре очутился в пустынном мире вереска и беспорядочно разбросанных валунов. Выглядели они так, будто остались после оссиановской битвы фантастических великанов. Ветер обжигал своим дыханием, хотя солнце по-прежнему ярко сияло над головой. Тропинка, по которой я поднимался, становилась все круче. Порой она терялась в нагромождении могучих скал, но затем вновь выныривала справа или слева от меня и почти под прямым углом устремлялась к вершине.

Я издали заприметил двух девушек, расположившихся на привал. Они распаковали рюкзаки и с наслаждением поглощали заготовленные бутерброды. Девушки сидели на огромном валуне и любовались видом далекого моря и материковой части Шотландии. Одна из них окликнула меня в той резкой, повелительной манере, которая свойственна девицам, выросшим рядом с младшими братьями.

— Вам лучше бы поторопиться! — крикнула она. — Тучи собираются, но вы еще успеете!

Прибавив шаг, я продолжил путь наверх и через полчаса достиг вершины Гоутфелла. Чувствовал я себя совершенно вымотанным: подъем на эту коварную гору отнял у меня больше сил, чем восхождение на более высокий Бен-Невис.

Мне доводилось читать, что некоторые люди в подобной ситуации чувствуют небывалый прилив энергии. Сам факт покорения горной вершины возвышает их, делает равными богу. У них развивается так называемый комплекс превосходства. Я же, напротив, чувствую себя подавленным. У меня возникает острое ощущение собственной незначительности и уязвимости перед лицом великих стихий. Где-то в глубине души просыпается необъяснимая тревога, может быть, даже страх. Наверное, так должен чувствовать себя человек, в числе немногих уцелевший после вселенской катастрофы. Последние люди на Земле… Ты совершенно по-иному — со жгучим интересом — рассматриваешь тех, кто оказался рядом с тобой на вершине.

Заурядные сами по себе, они приобретают исключительную важность в качестве немногочисленных сохранившихся носителей человечности.

В моем случае их было шестеро — небольшая компания мужчин и женщин, сумевших покорить суровый Гоутфелл. Тесной кучкой они стояли на краю пропасти и смотрели вниз. Земля была так далеко, что окрестные дороги казались тонкими ниточками, а большие озера выглядели крошечными — не больше столовой ложки — лужицами расплавленного серебра.

Люди стояли молча, словно в ожидании конца света. И действительно, в пределах нашей видимости назревало нечто, весьма смахивавшее на конец света. Там, над Атлантикой зарождался грандиозный шторм. Черные грозовые тучи собирались в бесчисленные армии и медленно двигались в нашу сторону. Некоторые из них располагались ниже нашего уровня, и видно было, как колышутся их рваные зазубренные края, время от времени выбрасывая вниз длинные туманные щупальца.