минуту словно кто-то подтолкнул его в бок. Денис открыл глаза, испуганно сунул руку под подушку, поднес к глазам светящиеся часы: стрелки сливались в одну торжественную линию. Денис с удовольствием подумал про особую временную чуткость, которая осталась у него от древних предков… На самом деле его разбудил Гена Савелов, который частенько разговаривал во сне,

— Э, Алька… — он подергал за ухо лимоновскую подушку. — Тихо ты! — и потом торжественно: — Сейчас ровно полночь!

Они надели штаны и босиком, для особой неслышимости, вышли в коридор. Постояли у совиной двери — как часовые не то призраки. Тишина. Спят? Но даже сопения их не слышно. Вымерли они там, что ли?

Алька мотнул головой, они вышли на улицу, прокрались вдоль отрядного дома на ту сторону, куда выходили окна спален. «Палата Сов», несмотря на требования гигиены, оказалась наглухо закупоренной. Лишь одна форточка была открыта. Денис присел, Алька цепко влез ему на плечи. Чувствуя в себе штангиста или, по крайней мере, Вадима Купцова, Денис встал на прямые ноги, и Алькина физиономия оказалась как раз перед открытой форткой. Несколько мгновений он слушал, потом сказал почти в полный голос и презрительно:

— Храпят джинсовушки!

Денис спустил его на землю, с удовольствием распрямился:

— Один — ноль против их соавторства уже имеем!

Ведь, как утверждала (врала!) стенгазета, нынешней ночью должен был состояться «Конкурс страшных историй».

Следующий тур секретных испытаний был назначен на шестнадцать часов ноль-пять минут следующего дня. То есть на то время, когда в «Маяке» кончается тихий час (шестнадцать часов), народ успевает встать и более-менее привести себя в порядок (ноль-пять минут).

— Почему это время? — говорил Алька голосом научного сотрудника. — Могу объяснить очень подробно. Нам оно подходит по двум пунктам. Первое — все эти… птицы будут в сборе. Второе — мозги у них еще до конца не проснутся, значит, врать и притворяться смогут не в полную силу.

Перед обедом они отвели в сторону Наташу Яблокову, с которой были в самых конкретных отношениях: как-никак играли за одну футбольную команду.

— Э, Наталь, мы с Алькой имеем к совам один очень серьезный разговор. Согласны, сегодня сразу после… — Денис выдержал паузу, — после «часа мучений»?

Яблокова сделала страшные глаза и, ничего не сказав, ушла. Однако перед тем как укладываться на тихий час, она подошла к палате ребят и, подчеркнуто не заглядывая туда, крикнула:

— Денис Лебедев там?

Денис сунул майку обратно в штаны и вышел.

— Мы согласны, — сказала Наташа с холодностью официального лица.

— Мы так и думали. В шестнадцать ноль-пять. Сверим часы.

— В шестнадцать ноль-десять! Сверим часы!

В шестнадцать десять (а вовсе не ноль-десять, как выражалась Яблокова) они постучали в дверь совиной палаты. Да, постучали. Но уж, естественно, ногой — не требуйте слишком многого!

Совы сейчас были похожи скорее на стаю решительных воробьев, которые завидели сороку.

— Несколько предварительных вопросов, — сказал Алька и довольно-таки нагло сел на стол. Так у них было договорено, у этих артистов… А Денис скромно стал к окну.

— Вопрос первый. Кто такие вурдалаки?

— А чегой-то вы тут?.. — начала Яблокова.

— Ответьте-ответьте. Не пожалеете!

Однако совы лишь хлопали глазами, как, впрочем, и положено совам.

— Ясно. А кто такие упыри?

— Алик, а это действительно важно? — спросила Федосеева, стараясь сохранить достоинство.

— А кто такие вампиры? — безжалостно орал Алька.

— Господи! — обрадовалась Федосеева, — Упыри — это знаешь кто?.. Они были слугами у вампиров!

Алька бросил быстрый взгляд на Дениса: спецподготовка джинсовушек была на нуле. Денис едва заметно кивнул и начал свою роль:

— Слушай, кончай, Алька! Что ты со своими этими… Остришь все время без продыху! У меня, понимаете, девчонки, сестра есть…ну, в одном городе. И она себе хочет сшить платье… с такими вот вставными рукавами. А я как раз не знаю…

— Во-первых, не вставными, а вшивными! — веско заметила Федосеева.

— Да сейчас так никто не носит! — закричала Городничева. Она буквально схватила лист бумаги и карандаш. — Смотри, Денис! Здесь вот так вот убирается, потом вот тут можно пройму…

Заговорщикам сразу стало ясно, кто рисовал тех инкубаторских сов из стенгазеты. Впрочем, не в том была их задача.

А девчонки с душевным жаром продолжали обсуждать предполагаемое платье. Денис и Алька обменялись красноречивыми взглядами: не знают, кто такой упырь, зато хоть сто лекций тебе прочитают про воланы и рюши… и это их мы хотели принять в соавторы гениальной идеи!

Однако они решили выдержать до конца: раз намечено три испытания, пусть три и будет.

— Да умолкните вы! — закричал Алька. — Во завелись! С вами не то что на полдник — на ужин опоздаешь!

Денис предательски засмеялся. А девчонки, сбитые с толку, замолчали.

— Ладно, — сказал Алька без остановки, — это службишка, не служба. Служба будет впереди.

Совы чувствовали: что-то происходит, что-то делают с ними. Какие-то ни с того ни с сего вопросы. И этот неблагородный и откровенный Денисов смех…

— Хотите, анекдотик вам расскажу на прощанье? — все тем же клоунским и каким-то обидным тоном продолжал Лимонов. — Померла одна очень богатая женщина. И ее похоронили. Она лежала вся в драгоценностях, как в снегу… Только вы садитесь сюда поближе.

Невольно они подчинились ему, милые девчонки: «умерла, драгоценности…» Они слушали, по-совиному округлив глаза.

— И вот один кладбищенский вор…

Это была действительно сильная история. Про то, как глухой ночью тот вор проник в склеп и начал раскапывать могилу, а камешки и песок скреблись у него по заступу.

Там и еще была масса жутких деталей — я просто не решаюсь их все приводить: как скрипела крышка гроба, когда он ее отдирал, и какой у мертвой баронессы был спокойный и будто внимательный взгляд.

У нее, наверное, от сотрясения глаза и открылись: вы же физику проходили?..

Девчонки завороженно кивнули.

— А вор между тем снял с покойницы все бриллианты, сапфиры и тому подобное. Только перстни не снимались. Тогда он вынул из-за пазухи огромный ножик, отрезал пальцы и ссыпал их во внутренний карман.

Все бы ничего, но эта Алькина подробность про пальцы, ссыпанные в карман, совсем загипнотизировала доверчивых сов. Вечернее солнце уже казалось не солнцем, а кровавою луной. Даже Денису стало как-то не по себе.

— И вот на следующую ночь дверь в доме кладбищенского вора сама собой распахнулась. Он закрывал ее три раза, потом услышал голос: «Отдай мои пальцы», — тихо сказал Алька.

В палате сов настала гробовая тишина.

— «Отдай мои пальцы», — повторил он тягучим шепотом.

И тут Денис, который заблаговременно расположился за спиною у бедных джинсовушек, рявкнул:

— «Отдай мои пальцы!!»

Не хватит